Остановившись на красный свет, Майлз отобрал у отца буклет, запихнул его в бардачок и резко захлопнул крышку. Никаких сомнений: Макс и самому Господу заморочил бы голову. И не факт, что Господь сразу понял бы, с кем имеет дело. Оставалось лишь надеяться, что
– На твоем месте, – поделился своими раздумьями Макс, – я бы начал ухаживать за той калекой, дочкой Уайтингов.
– И ты еще удивляешься, почему я никогда не спрашиваю у тебя совета, – откликнулся Майлз.
Он категорически не желал сообщать отцу, что они с Синди Уайтинг собираются завтра на школьный матч. А вдруг Макс забудет о матче и пропустит его. А потом никто не заметит, что они пришли вдвоем на стадион, и не доложит Максу. А свиньи научатся летать.
Макс помалкивал, пока Майлз не проворонил рытвину и бардачок снова не открылся.
– Если за десять миллионов долларов всего-то надо жениться на калеке, я бы женился.
– Я в этом уверен, папа. А затем ты бы ее бросил.
– Нет, не бросил бы, – возразил Макс, ковыряясь в замке. – Но возможно, под настроение взял бы отпуск разок-другой. – Он закрыл бардачок, но крышка отказывалась держаться. Майлз наблюдал за отцом, пока не зажегся зеленый. – Будь у тебя отвертка, я бы поправил эту штуковину, – заявил Макс.
– Ты уже поправил, папа, спасибо. – Прибавляя скорость на перекрестке, Майлз вспомнил слова миссис Уайтинг о том, насколько легче ему стало бы жить, женись он на Синди. – Окажи мне огромную услугу, больше ничего не поправляй, окей?
Макс положил ногу на ногу и уставился в окно, крышка бардачка покоилась на его колене. С минуту полюбовавшись пейзажем, он опять вытащил буклет с недвижимостью:
– Женишься на калеке и сможешь купить дом, на который ты глаз положил.
– Папа, ты мог бы не называть ее так?
– Как?
– Калекой. Не думаю, что я о многом прошу.
– И как же мне ее называть?
– Например, совсем никак. Собственно, я не понимаю, почему мы вообще о ней говорим. Она нам никто.
– Родня, – не сразу ответил Макс. – Роби и Робидо.
– Не начинай, – предостерег его Майлз. – У тебя еще меньше шансов наложить лапу на ее деньги, чем заполучить двадцатку из моего кармана.
Макс промолчал, и Майлз украдкой потрогал карман рубашки, чтобы удостовериться: старик эти деньги пока не присвоил. Двадцатка издала успокаивающий шелест.
– На Кис я знавал парня, так он всю дорогу называл себя калекой, – припомнил отец. – “Макс, – говаривал он, – врагу не пожелаю стать калекой, а уж тебе тем более”.
– О господи.
– Не злись на меня, это все, о чем я прошу, – сказал отец. – Не я же ее переехал.
– Нет, – подтвердил Майлз, – тебе повезло. Ты сбил всего лишь собачку мэра.
– Ты имеешь в виду, что не повезло. Псина принадлежала не мэру, а его дочке. Выскочила прямо передо мной… – покачал головой Макс, – и ничего нельзя было поделать, даже будь я трезв. Это случилось вон там. – Он показал на тихий зеленый район с некогда первоклассными домами, многие из которых утратили былой лоск. Перед одним из них, принадлежавшим Уолту Комо, стоял знак “Продается”.
– Нет, я имел в виду то, что сказал, – настаивал Майлз. –
– Из-за целого выводка детей шума было бы меньше, – сказал Макс. – Можно было подумать, что я и
– Я не…
– Будь жива твоя мать, она бы, как и я, посоветовала тебе жениться на покалеченной девушке. А если бы
– Размечтался, – ответил Майлз. – Будь жива мама, деньги достались бы ей и мне. Тебе ничего бы не перепало.
Макс обдумал такую возможность.
– Слушай, ты меня удивляешь. Если я настолько тебе не нравлюсь, то почему ты не заплатишь мне, чтобы я отсюда убрался? И я
– Тогда почему ты постоянно звонишь мне оттуда с просьбой прислать денег?
– Ты – мой сын. А значит, должен выручать меня время от времени.
– Папа, – Майлз опять улыбался, – тебе не приходило в голову, что ты путаешь сыновей с отцами? Разве не родители обязаны помогать своим детям?
– Это работает в обе стороны, – сказал Макс.
– Только не в нашей семье, – заверил его Майлз. – В
Макс выдерживал паузу целых десять секунд.
– Пять сотен – все, что мне нужно, – произнес он наконец. – Стоит мне добраться туда, и я в шоколаде. Туристы принимают меня за конка. Знаешь, что такое “конк”?
– Угу. На местном диалекте это бомж, который никогда не моется, верно? Старый пройдоха с крошками в бороде, из тех, что липнут к незнакомым людям, норовя выжать их как губку.