Эмпайр Фоллз

Миссис Ньюман, конечно, Жанин об этом не расскажет. Как и не посоветует этому ходячему надувному мячику прекратить попусту тратить время и деньги в фитнес-клубе. Пять раз в неделю миссис Ньюман является к часу дня, когда в спортзале полно народу, и вразвалочку топчется на одной из трех работающих беговых дорожек, почитывая журналы, которыми клиентов снабжает клуб, и доводя до бешенства других людей, по-настоящему заинтересованных в тренировках. Учитывая скорость, с каковой миссис Ньюман вышагивает по чертовой беговой дорожке, она могла бы с той же пользой для здоровья сидеть дома в кресле и листать “ТВ-Гид”.

– Представляете? – не унималась миссис Ньюман. – Вот так доживешь до восьмидесяти с лишком лет, и однажды всеблагой Господь наш решит, что с тебя хватит, и твой собственный внук свезет тебя на свалку и бросит там. Клянусь небесами, я больше решительно ничего не понимаю.

– Я тоже, миссис Ньюман, – сказала Жанин, снимая трубку, чтобы позвонить Эмбер, которая всегда ищет подработку.

– Наверное, перебросил бедную старуху через плечо и потащил, – сказала миссис Ньюман, перебрасывая через свое круглое плечо спортивную сумку, но та соскальзывала, норовя плюхнуться обратно в одежный шкафчик. – Может, и со мной так будет, если мой единственный внучек случится рядом в ту минуту.

– Сперва ему придется нанять автопогрузчик, – пробормотала Жанин, когда за клиенткой захлопнулась дверь. – Приезжай как можно быстрее, – рявкнула она в трубку, заручившись согласием Эмбер подменить ее, – пока я не сделала ничего такого, о чем потом пожалею!

И таковая возможность представилась ей в ту же секунду, как только она бросила трубку. Обладатели компенсаций попросили о следующей порции низкокалорийного пива; они свято верили, что могут пить его целый день, не пьянея и не толстея, хотя каждый раз уходили вдрызг пьяными, а их пивные животы едва не лопались. С самым противным из этой компании, Рэнди Даниллаком, Жанин училась в школе, он был на год старше и совершенно ее не помнил, при том что она два года кряду мечтательно на него пялилась. Жанин подозревала, что ни у кого из этих сачков реальной производственной травмы не было, но большинство хотя бы прикидывалось пострадавшими, соблюдая приличия. Даниллак же просто предпочитал работать два-три дня в неделю, а не все пять, поэтому он содрал компенсацию с подрядчика в Эмпайр Фоллз и трудился у другого в Фэрхейвене, где ему платили вчерную. Согласно медицинскому заключению, он якобы лишился способности стоять прямо, что не мешало ему играть в ракет-бол с любым, кто соглашался составить ему партию и не обращал внимания на поток ругательств после каждого засчитанного не в пользу Рэнди очка.

– О, спасибо, дорогая, – сказал Рэнди, когда Жанин принесла им пива. Он оглядел ее с головы до ног, что обычно не вызывало у нее возражений, а потом добавил с кривой ухмылочкой: – Похоже, замужество тебе к лицу. Главное, получать свое регулярно, так ведь?

Когда он произнес эти слова, Жанин наконец приоткрылась вся прелесть иронии, наслаждаться которой постоянно призывал ее бывший муж, пока она с той же настойчивостью призывала его вкусить прелестей секса. Ирония значилась среди тех пунктов, по которым они не сошлись с самого начала. Просто Жанин была не той женщиной – и она этого не скрывала, – кому идут на пользу непрерывные лекции о сущности иронии. Однако в данный момент, когда она смотрела на человека, в которого была влюблена в старшей школе с шестнадцати до полных восемнадцати лет, на человека, превратившегося в самого наглого и пакостного прощелыгу в городе, ирония и впрямь перла из всех щелей. Хотя нет, ирония была в другом. В том, что он наконец заметил ее и захотел трахнуть, вот в чем заключалась ирония.

– С тобой, Рэнди? – спросила она. – Всю жизнь мечтала. – И стремительно удалилась, прежде чем он сообразил, как поймать ее на слове.

* * *