Энхиридион. Краткое руководство к нравственной жизни

Однако следовало помнить, с каким внутренним настроением мы слушали плачь того человека. Тогда мы правильно думали, что в смятение его приводит не само случившееся, которое не противоречит природе и происходит неизбежно, но его собственный аффект, вызванный случившимся. Его переживание имеет два аспекта. Во-первых, это неразумное, переходящее всякую меру сопереживание разумной души смертному телу, а во-вторых, забвение того, что смертному телу естественно умереть и заблуждение, что тело будет жить, всегда находясь вместе с нами. Но особенно нас поражает и приводит в смятение неожиданная смерть, поскольку, если бы мы могли поразмыслить и привыкнуть к ней в нашей фантазии, то она не столь потрясла и опечалила нас. Явным доказательством этого, как я полагаю, является то, что люди, испытавшие от этого тяжелые переживания, через короткое время, благодаря привычке, перестают страдать душой, словно ничего и не произошло, и обретают тогда свойственные природе представления, а именно, что случившееся свойственно человеку, что смертное неизбежно умирает, и что эта участь в скором времени постигнет и нас. Но если, после того как это случилось, благодаря нашему привыканию к понесенной утрате, мы столь легко ее переносим, то и до того, как это случится, приученные к мысли об утрате, мы уже не так горестно воспримем смерть близкого нам человека.

Причины того, что мы не обретаем привычки к утратам, не имея постоянно перед глазами сказанного выше, следующие. Одна из них состоит в том, что души большинства людей обретают отпечаток окружающих их вещей, так что благоденствующие начинают думать, что всегда будут благоденствовать, а если случится нечто огорчительное, то начинают думать, что никогда не смогут избавиться от этой беды. Другая, не менее важная причина состоит в большом и неумеренном сопереживании происходящему, из-за чего представление о нашей потере становится для нас куда более огорчительным. Но никто по доброй воле не пребывает в печали. Итак, следует особым образом ограничивать меру нашего сопереживания. Нам следует правильно определить, что есть сопереживание и чему оно сопереживает, а именно, что оно сопереживает неразумному делу. Особенно следует отстранять от себя привычку к сопереживанию и то, что дает ему пищу. Следует воздерживаться от слов, а наипаче от действий, порождающих сопереживание.

XXVII

[«Подобно тому как не ставится цель ради того, чтобы в нее не попасть, точно так же не рождается во вселенной природа зла».][117]

Недостаточная разработанность суждения о природе и происхождении зла стала причиной неблагочестивого отношения к Богу, потрясло основы воспитания нравов и ввергло тех, кто не в состоянии найти верных причин этого, в многочисленные, не поддающиеся разрешению трудности. Ведь если кто-то назовет началом зло, так что у вещей получаются два начала, — добро и зло, то за этим последуют большие и многочисленные нелепости. Ибо откуда приходит изначальное достоинство, единое и общее для обеих противоположностей, к тому и другому, если не от одной единственной причины, имеющей отношение и к тому и к другому? Как вообще эти начала могут быть противоположны друг другу, если не будут подчинены одному, общему для них роду? Ибо различные между собой вещи необязательно противоположны друг другу. Никто, пожалуй, не решится сказать, что белое противоположно горячему или холодному. Однако вещи одного рода, сильно различающиеся между собой, — являются между собой противоположными. Белое противоположно черному, будучи объединенным с ним общим родом цвета, поскольку и то и другое является цветом. Горячее противоположно холодному, родом которых является осязаемое одними и теми же ощущениями качество. По этой причине противоположности не могут быть началами, поскольку противоположности должны относиться к одному роду. Поэтому впереди множества должна стоять единица, поскольку все отдельно взятое из некоего множества неизбежно должно быть единицей, благодаря участию в нем первоначала, либо не существовать вообще. Кроме того, если необходимо, чтобы впереди каждого отдельного качества стояло изначальное единство, из которого возникает всякая особенность, распределенная во множественности, то так от изначальной божественной красоты происходит всякая красота и от изначальной Божественной истины — всякая истина. Следовательно, многие начала неизбежно восходят к единому началу. Они должны восходить не к некому частному началу, как каждому в отдельности из прочих начал, но как к началу всех начал — превосходящему все, вбирающему в себя все начала и сообщающему единосущно всем началам свойственное ему достоинство с соответствующим каждому началу его уменьшением. Таким образом, нелепо говорить о двух или о большем по числу первоначалах.