Энрико Карузо: легенда одного голоса

Всегда, когда я пишу тебе, то начинаю с того момента, на котором остановился в прошлом письме — так мне легче пи­сать, и в то же время ты узнаешь, что я делал в течение дня и вечера. Должна была состояться репетиция «Марты», но в по­следний момент мне по телефону сообщили, что ее не будет, и просили, если я не возражаю, прослушать дома молодую певи­цу. В половине девятого пришли Папи, импресарио, несколь­ко джентльменов и молодая леди. Ты знаешь, что в труппе нет хорошей сопрано и импресарио всюду искал возможность восполнить этот пробел. Юная леди спела, и у нее оказался неплохой голос. Я высказался о ней одобрительно, и импреса­рио сказал, что она будет петь со мной в «Манон» Пуччини. Мне это было безразлично. В десять часов с мыслями о тебе я лег спать. Я называл тебя самыми ласковыми именами и со словами «Дора, моя Дора» уснул. Дорогая моя, ты не можешь представить себе, как мне хочется вернуться домой. Мне ка­жется, что я нахожусь здесь тысячу лет, все время считая ос­тавшиеся дни. Скучаю ли я по моей Доре? Я хотел бы умереть (в шутку!), чтобы мексиканцы отправили тебе мое тело, а за­тем ожить, чтобы никогда больше не уезжать от тебя. Родная моя, ты не представляешь, как я люблю тебя! Скоро ты уви­дишь, как велика моя любовь, и, убедившись в этом, будешь так же горячо любить меня. Мое сердце бьется так сильно, что кажется, будто хочет улететь к тебе. Никогда больше не уеду от тебя. Когда вернусь, то отведу тебя к кузнецу и заставлю его соединить цепью наши ноги. Я с горечью думаю, дорогая, что должен прекратить работать и уехать на родину, в теплые края. Иначе я превращусь в плод, упавший с дерева. Я боюсь уехать от тебя, боюсь умереть и хочу быть всегда около тебя, чтобы наслаждаться твоим обаянием и лаской. У Мимми есть голос? Не думаю. Рад узнать, что его любят, и надеюсь, что его не избалуют. Надо прилечь, хотя мне очень жаль расставаться с тобой.

Нежно обнимаю и горячо целую. Твой Рико.

12 октября Энрико пел в «Бале-маскараде» на арене цирка во время сильной грозы.

Мехико

12 октября 1919 года

18 часов

Моя любимая Дора!

Прошел ужасный день, и я его полностью опишу, начав с того момента, на котором остановился. В 15.30 начался спек­такль. Голос звучал прекрасно, настроение было отличным, но на небе сгущались тучи и в конце первого акта начал накрапы­вать дождь. Второй акт прошел с большим успехом. Эти два ак­та я пропел очень хорошо, и все были довольны, но во время баркаролы, когда я спел «Iо sfido i venti, i lampi, i tuoni ecc.» («Послушны мне ветры, молнии и громы...»), на самом деле подул сильный ветер, сверкнула молния и грянул гром. Нача­лась гроза. Я готовился к третьему акту, когда вода стала зали­вать мою уборную. Мы ждали в течение получаса. Публика не расходилась. Когда стало невозможно находиться в уборной, я надел плащ и вышел. На мой вопрос: «Что мы будем делать?», — последовал ответ: «Пойдем домой». Быстро переодевшись, я ушел. Это первый случай в моей певческой деятельности, когда я, не сделав до конца работу, получаю деньги. Что ты скажешь, если я отдам эти деньги бедным? Я не хотел их брать, но импре­сарио ни копейки не вернул зрителям, поэтому я не вижу осно­ваний отдавать деньги. Я думаю послать их моим бедным род­ным.

Весь твой Рико.

Букарелли, 85, Мехико

14 октября 1919 года

16 часов

Дорогая Дора!

В десять часов я лег спать. Головная боль сегодня не очень сильная. Я хотел поскорее уснуть, и это мне удалось, но в поло­вине двенадцатого я проснулся от шума. Пришел Дзирато, который думал, что я не сплю, потому что у меня горел свет, и по­дал мне две твои телеграммы. Когда я взял их, мне послыша­лось, что твой ласковый голос произнес «Рико, Рико, это я!». Я осмотрелся. Никого, только Дзирато, еще более высокий, чем обычно, молча ждал, что я скажу. Я три или четыре раза прочел телеграммы, положил их около сердца и снова уснул. Проснув­шись в два часа, я долго целовал их. Все только и говорят о «Марте». Этой оперой я, кажется, всех поражу. Как и ты, я готов писать тебе каждую минуту и, когда мне мешают, станов­люсь мрачен и зол, пока не получу возможности взять перо и начать писать «Моя милая Дора». Тогда мое настроение меня­ется. Я становлюсь спокойным и кротким. Получил не очень подробное письмо от Мимми. Отвечу ему тем же. Как ни пе­чально, но должен кончать письмо. Как сильно я люблю тебя, дорогая Дора! Ты вся в моем сердце.

Твой Рико.

Букарелли, 85, Мехико

16 октября 1919 года

Моя дорогая Дора!