Энрико Карузо: легенда одного голоса

Мой дебют! Вчера вечером в 9 часов начался спектакль. Первая сцена прошла почти без аплодисментов, а ведь там пе­ла Баррьентос! Я понял, что публика ждет меня. Началась вто­рая сцена, и я вышел. Меня встретили пятиминутной овацией. После первой части дуэта с баритоном, которую я хорошо спел, публика зааплодировала. В конце дуэта я хорошо взял две вы­соких ноты. Аплодисменты были не очень щедрыми, и меня вызвали только два раза. Во втором акте квартеты прошли не­замеченными, но в дуэте я овладел публикой. После него меня вызывали пять раз. Романс «Dormi pur ma il mio riposo» я спел очень хорошо. Мы купировали трио, и занавес опустился после серенады, когда Пламкет втолкнул меня в комнату. Вызывали семь раз и дружно аплодировали. Романс в третьем акте прошел хорошо. Требовали биса, но я отказался. Много вызовов, но нашлись и такие, что пробовали шикать, но публика их остано­вила. Оставшаяся часть оперы прошла хорошо. После спектак­ля ко мне пробралось много народу — все поздравляли меня, и сегодня утром, как я уже тебе телеграфировал, в газетах обо мне положительно отзываются. Испанские газеты почти ничего не написали. Для них не существует тенора, который был бы луч­ше Лacapo. Я уверен, что немного погодя даже испанцы, обсу­ждающие достоинства мои и Лacapo, оценят меня. Ложусь спать. Как я хочу, чтобы ты очутилась здесь! Только твой Рико.

Отель «Севилья»

Гавана. Куба

14 мая 1920 года

19 часов

Моя милая Дора!

...Люди, окружающие меня, досаждают мне, и я не вижу способа что-нибудь предпринять. Они так глупы и ничтожны. Они все хуже и хуже служат мне. Пунцо — очень ограниченный человек. Он пытался очернить Марио в моих глазах, и всем нам (в том числе и мне) пришлось долго разбираться в этом деле. Я бываю спокоен, лишь когда пишу тебе или запираюсь в ван­ной. Думаю, что будет гроза. У Марио ноет рука. У Дзирато бо­лит живот, а у Фучито голова. Пунцо на все наплевать. Так мы живем. Они, может быть, не так уж плохи сами по себе, но бо­лезненно реагируют на замечания. Вчера вечером, например, я немножко напутал в дуэте с Дулькамарой. Я бы не ошибся, если б Фучито был внимательней. Я сделал ему замечание, на что

он неадекватно реагировал. После спектакля я сказал что-то нелестное по его поводу. Его не было в комнате. Были Марио и Пунцо. Вряд ли Марио мог передать что-либо Фучито. Скорее всего, это сделал Пунцо, и сегодня утром мне пришлось пору­гаться с Фучито. Подобные вещи происходят почти ежедневно. Если бы ты представляла, как я скучаю по тебе, ты забыла бы все на свете, даже Глорию. Стараюсь найти способ побыстрее выбраться отсюда и быть с моими любимыми. Надеюсь, что ка­кой-нибудь выход найдется, потому что я не в силах выносить такую жизнь. Твой Рико.

Надеюсь, приезд Мимми не причинит тебе беспокойства. Скажи ему, чтобы он вел себя как джентльмен, а не как каприз­ный ребенок.

Отель «Севилья»

Гавана. Куба

16 мая 1920 года

23.30

Моя милая Дора!

Перед сном хочу написать тебе несколько слов...

Не забудь послать телеграмму о том, что я необходим тебе, потому что здесь находится уполномоченный президента Ве­несуэлы, который уговаривает меня поехать туда...

Перед уходом в театр получил твое письмо и телеграмму, в которой ты сообщаешь, что выехала из Нью-Йорка. Твое пись­мо сразу же улучшило мое настроение. Я представил, как ты от­даешь распоряжения, расставляешь все по местам, заботишься о питании и так далее, и в течение нескольких мгновений жил рядом с тобой. Я звал тебя: «Дора, где ты?» и слышал, как ты ласково отвечала: «Я здесь, мой Рико, и желаю тебе сегодня ус­пеха». Я пошел в театр в хорошем настроении. В 9 часов начал­ся спектакль. У меня создалось впечатление, что те, кто слышал меня впервые, не были удовлетворены. Они были заранее на­строены против меня и говорили:

— Слушать Карузо в маленькой опере (это они «Марту» счи­тали маленькой оперой, но теперь, думаю, так не считают) и безголосую Баррьентос — и платить за это такую кучу денег!!! Это нечестно!!

Должен прерваться, потому что пришел Бракале.

До завтра. Твой Рико.

Отель «Севилья»

Гавана. Куба

17 мая 1920 года

18 часов

Золотая моя!

Письмо, написанное тобой 12-го, пришло только сейчас. О, моя Дора! Ты не знаешь, как я люблю тебя! Я плачу оттого, что не могу больше выносить разлуку. Я так хочу, чтобы ты была ря­дом! Я расстроен. Я плачу. Я так несчастен без тебя. Я боюсь, что умру здесь. Люди злы. Я не могу больше сопротивляться. За­чем я уехал от тебя? Почему мне пришла в голову эта ужасная идея — поехать сюда?..

Прости мою слабость. Я должен был излить душу. Я чувст­вовал себя, как туча перед грозой. Теперь мне легче. В этом не­много виновата и ты, написав мне так много хорошего, что я не смог сдержать слез...