Энтропия

Джозеф шел, куда глаза глядят, обратно в центр, пока ноги не начали уставать. Хорошо хоть на ногах были дорогие кроссовки прямо с недели моды в Париже, купленные незадолго до всего этого – удобные и мягкие. Но даже в них пройденные километры дали о себе знать, и Джастин остановился у какой-то автобусной остановки, устало оглядываясь по сторонам. Хоть бы здесь росла какая-нибудь дикая яблоня – но в культурном центре города таким растениям не место. А листья пальмы не пожуешь… Хотя, может, попробовать? Джозеф выругался, проводя голодным взглядом серебристый дрон-доставщик еды из ресторана мексиканской кухни. Жаль, что он летит слишком высоко и быстро, чтобы его поймать. Джозеф вспомнил, что еще совсем недавно вместо дронов еду развозили небольшие машинки на автопилоте, но они были слишком медленными и часто давали сбои, а то и попадали в ДТП. А до этого, в раннем детстве Джозефа, кажется, еду возили обычные люди – это казалось странным. Зачем платить людям за то, что могут сделать автоматизированные устройства? Хотя, живого доставщика, наверное, ему сейчас было бы проще ограбить…

Эти размышления вылетели у Джозефа из головы, когда живот вновь скрутил спазм, и он, зарычав от злости, пнул столб автобусной остановки.

Пройдя еще несколько метров, Джозеф снова остановился, и его взгляд упал на слоган на стене: «Жертвуя малым, защитим обездоленных» – и стрелка вправо. Джозеф хмуро уставился на надпись.

Справа, под сенью деревьев, на с торца здания какого-то безымянного здания, над закрытой белой дверью светилась голубая надпись: «Храм Божьих Агнцев», и ниже: «Заблудшие души находят здесь свой путь».

Джозеф не знал, заблудшая ли он душа, и нужен ли ему путь, но он определенно признавал себя обездоленным в этой ситуации – как ни прискорбно это было. Он, Джозеф Патерсон, сын именитого ученого, еще недавно работавшего на Корпорацию! Джозеф тяжело вздохнул, с трудом отбрасывая такой приятный ореол былого величия отца, и сделал шаг вперед.

На миг Джозефа охватила паника, что и эта дверь будет заперта. Но, к его великому счастью, дверь со скрипом открылась, и Джозеф осторожно ступил внутрь длинного бетонного коридора, слабо освещенного редкими круглыми светильниками вдоль стен. В сумраке под низким потолком вились вокруг ламп ночные мотыльки. Над дверью звякнул колокольчик, Джозеф вздрогнул и остановился. В глубине коридора послышались суетливые шаги по бетонному полу.

– Добрый вечер!

Из полумрака коридора показалась пожилая женщина, закутанная в потрепанную одежду, и с длинной багровой шалью на голове. Она слегка улыбнулась, ее взгляд казался то ли заспанным, то ли просто уставшим, и одновременно внимательным.

– Добрый… вечер, – Джозеф тоже постарался улыбнуться в ответ, переминаясь с ноги на ногу на уставших конечностях.

– Вы здесь впервые, или уже состоите в нашем приходе? – сгорбленная женщина заглянула ему в лицо, под набрякшими веками ее бледные глаза казались рыбьими.

Джозеф слегка смущенно кивнул, не зная, что такое «приход»:

– Впервые. Я… просто увидел ваш… Храм. Сейчас мне некуда пойти… Мой отец… был арестован, – Джозеф замялся, слова застревали в горле, – Можно мне…

– Конечно, – женщина понимающе кивнула, – Мир у нас такой. Несправедливый и опасный. Пойдемте, я приготовлю вам чай, и вы сможете исповедаться перед Пастором.

Джозеф не был уверен, что ему есть, в чем исповедаться, но радостно дернул головой:

– Спасибо! Еще… Я три дня ничего не ел и ночевал в подвале. Вы же даете кров… ну, бездомным?

– Бедняжка, – женщина покачала головой в платке, – Дети всегда расплачиваются за грехи родителей. Не знаю, кто твои родители, но… У нас есть щи и лепешки из шпината. И место для тебя найдется.

Джозеф почувствовал, как усталая, счастливая и странная улыбка расплывается на его лице. Его согласились приютить как бездомного. А ведь он все еще является наследником всех домов, квартир и счетов своего отца, которых хватило бы для безбедного существования на всю жизнь… и которые сейчас арестованы за долги.

– Как тебя зовут, дитя? – женщина направилась вперед.

– Джозеф. Джозеф Патерсон.

Женщина кивнула:

– Мы будем молиться и за тебя, Джозеф. Зови меня сестрой Мэриетт. Мы молимся за всех, кто платит за грехи этого мира.

– Спасибо, – Джозеф смущенно кивнул.

Он был бы рад чашке супа гораздо больше, чем молитвам, но молча, хотя и торопливо, шел рядом. Дойдя до конца коридора, женщина повернула влево, и Джозеф повернул за ней. На серой бетонной стене посередине висел большой деревянный крест – местами потрескавшийся и шероховатый. Они прошли мимо широкого входа в просторный зал, двери которого были распахнуты, хоть в глубине и было темно, доносился тягучий запах ладана и горели свечи. Сестра Мэриетт прошла мимо, и, заметив интерес Джозефа кивнула:

– Ты познакомишься с пастором завтра. Сейчас он совершает вечернюю молитву за души всех наших прихожан. Он всегда делает это в одиночестве.