Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

Мы уже не говорим о том, что даже с этим ограничением конечная цель — добро — есть неопределенная абстракция, и точно так же остается неопределенной абстракцией то, что согласно Канту есть долг.

Далее Кант снова выдвигает против этой гармонии противоположность между субъективностью и объективностью, которая в содержании гармонии была уже объявлена неистинной, так что гармония между долженствованием и действительностью определяется Кантом как лишь субъективная гармония, как такая гармония, которая лишь должна быть (т. е. которая вместе с тем не обладает реальностью), как гармония, в которую верят, которой присуща лишь субъективная достоверность, а не истинность, т. е. как гармония, которой не присуща соответствующая идее объективность. — Если кажется, что это противоречие затушевывается тем, что осуществление идеи переносится во время, в будущее, когда идея будет также и существовать, то мы должны против этого сказать, что такое чувственное условие, как время, есть прямая противоположность разрешению противоречия, и соответственное представление рассудка — бесконечный прогресс—есть непосредственно не что иное, как вечное повторение этого самого противоречия.

Примечание. Можно еще сделать одно общее замечание о выводе относительно природы познания, который получился из критической философии и сделался одним из предрассудков, т. е. всеобщим убеждением нашего времени.

В каждой дуалистической системе, и особенно в кантовской, основной ее недостаток обнаруживается в ее непоследовательности, в том, что она соединяет то, что за минуту до этого она объявляла самостоятельным и, следовательно, несоединимым. Только что она объявляла соединенное истинным, и тотчас же затем она объявляет, наоборот, что те два момента, которым она отказывала в самостоятельном существовании, так как она признавала их истиной соединение, истинны и действительны лишь в их раздельности. Такому философствованию недостает простого сознания того, что, постоянно возвращаясь от одного к другому, оно объявляет неудовлетворительным каждое из этих отдельных определений, и недостаток его состоит просто цель творения составляет такое устройство мира, которое соответствует тому, что мы единственно только и можем определенно указать в соответствии с законами,— а именно конечной цели нашего чистого практического разума и только постольку, поскольку этот разум есть практический разум».

в неспособности свести воедино две мысли (по форме имеются налицо лишь две мысли). Кант был поэтому в высшей степени непоследователен, признавая, с одной стороны, что рассудок познает лишь явления, и утверждая, с другой, что познание есть нечто абсолютное, (абсолютное, так как он говорил, что познание не может итти далее явлений, что это — естественный, абсолютный предел человеческого знания). Создания природы ограничены, и они суть создания природы, лишь поскольку они ничего не знают об их общем пределе, поскольку их определенность есть лишь предел для нас, но не для них. Можно нечто знать и даже чувствовать как предел, недостаток, лишь выходя вместе с тем за этот предел. Живые существа имеют пред неживыми существами преимущество чувства боли, для них единичная определенность ощущается как нечто отрицательное, потому что они, как живые, имеют в себе всеобщность жизни, выходящую за пределы единичного, потому что они сохраняют себя в отрицании самих себя и чувствуют в себе существование этого противоречия.

Это противоречие есть в них лишь постольку, поскольку оба момента, как общность их чувства жизни, так и отрицающая его единичность, находятся в одном субъекте. Предел, недостаток познания, определяется как предел, недостаток, лишь благодаря сравнению его с данной идеей всеобщего, идеей некоего целого и завершенного. Только недомыслием является, поэтому, непонимание того, что именно обозначение чего-нибудь, как конечного или ограниченного, содержит в себе доказательство действительной наличности бесконечного, неограниченного,— непонимание того, что знание о границе может быть лишь постольку, поскольку по сю сторону, в сознании существует неограниченное.

Об этом результате познания можно прибавить еще одно замечание, а именно, что кантовская философия не могла оказать никакого влияния на научное исследование. Она оставляет совершенно неприкосновенными категории и метод обычного познания. Если научные произведения иногда начинаются положениями кантовской философии, то продолжение этих же произведений обнаруживает, что положения кантовской философии составляют лишь излишние украшения, что излагалось бы то же самое эмпирическое содержание, если бы первые несколько страниц были опущены *).