Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Перед выступлением я, по совету старика капитана Гогоберидзе, напился до отказа горячего чая с красным кавказским вином; теперь дал себе слово ни капли не выпить в пути из бутылки с таким же чаем, притороченной к моему седлу. Солнышко вставало, когда отряд, сомкнутый в глубину, но широко развернутой по фронту колонной двинулся дальше на восток. Местность такое движение дозволяла. Так мы шли до 10 часов утра, когда с началом сильной жары стали на большой привал до 4 ч. пополудни. Караван развьючили, и верблюдов пустили на пастьбу. Люди варили обед и отдыхали. С трудом, но я перенес эту часть перехода на лошади и при своей команде.

В 4 ч. дня повьючили верблюдов и двинулись дальше. Жара стояла тяжкая, дышалось было трудно. Особенно тяжело было двигаться пехоте; солдаты шли в высоких черного товара сапогах, суконных штанах и белых рубашках, в кепи с белым чехлом и назатыльником. Снаряжение состояло из ранца с полной укладкой внутри его солдатского имущества; скатанной суконной шинели, притороченной ремешками кругом ранца, с металлической манеркой и ложкой; в руках винтовка (системы Бердана № 2). Общий вес груза около 2^х/4 пудов. Но кроме того, между людей роты распределялся еще нештатный груз, необходимый (в пути и тотчас же на привале) для всей роты, а именно: у каждого, кроме баклажки, обшитой войлоком и наполняемой водой, еще по одной или по две обшитых бутылки тоже с водой; у некоторых за спиной вязанки сухих дров, собранных по пути или взятых с этапа; некоторые по очереди несли десяточные котлы для варки пищи, ведра с маслом или салом для каши; а кто-нибудь нес и мешок в суточной дачей крупы. Люди сами по опыту предпочитали иметь все это под рукой, а не на вьюке где-либо, так как при обычной растяжке вьючного каравана очень долго пришлось бы ждать, потеряв время на привале без пищи.

Не забуду такой сцены во время нашего движения. Вероятно, было уже около 6 ч. пополудни. Солонцеватая, ровная, слегка кустистая пустыня. Головная рота идет развернутым фронтом и разомкнутыми шеренгами. По лицу людей ясно можно заключить о тяжести страданий от жары, пыли и самой по себе тяжести утомительного движения. Особенно трудно идти очередным, несущим, кроме своего собственного груза, еще ведра с маслом, с крупой, десяточные котлы, всякий воинский вид у людей утерян. Каждый идет молча, своим шагом, от каждого несет потом и жаром, как от печки. Вдруг в тылу каравана что-то забеспокоились. Голова наша замедлила шаг. Стала колонна подтягиваться. Скоро с боку каравана показалось небольшое облако пыли, несущейся к его голове. Раздался где-то крик: «Командующий войсками! Командующий войсками!» Капитан Гогоберидзе выехал навстречу. Вот пыль рассеивается, и мы видим блестящую, всю в белом фигуру М.Д. Скобелева на белом коне (кобыла Шейново), а за ним, растянувшись, поспешает группа офицеров его свиты и казачий конвой (около полусотни).

Галопом подскакал генерал Скобелев к пехоте, представлявшей далеко не воинственный вид, и громко крикнул:

– Молодцы, братцы! Спасибо за поход!

Люди сразу ожили и довольно бодро, но вразноголосицу, ему ответили. Не останавливая колонну, а объехав всех нас шагом, М.Д. Скобелев со всеми здоровался, благодарил за поход, зорко во всех всматривался, как бы проникая в самое нутро каждого.

Между тем все подтянулись; когда он это заметил, то, подъехав к пехоте (главной нашей части охраны) сказал:

– Ну, молодчики, песенников вперед!

Где-то кто-то кому-то передал, что нес лишнее, т. е. кули с мукой, а может быть, ведро и свои ружья ближайшим товарищам; освободившись так, два молодца выскочили с ложками перед фронтом развернутой роты, затянув залихватскую веселую военную песню и отбивая ложками в такт для марша. Рота подхватила дружно припев, и все, как по мановению жезла, сразу изменилось. Забыты жара, пыль, пустыня, вся тяжесть пройденного пути и снаряжения, люди ожили, точно они только что выступили из своей лагерной стоянки после долгого отдыха, а запевалы по временам пускались даже приплясывать, аккомпанируя себе ложками.

Скобелев, спешившись, шел некоторое время с ротой. Вскочил опять на лошадь и махнув рукой, чтобы прервать пение, он вынул крупную цветную денежную бумажку, отдал ее подбежавшему по зову фланговому солдату и сказал:

– Молодцами поете! Да как мне с такими солдатами не победить! Спасибо, братцы!

Самый сердечный и громкий благодарственный ответ несся уже вслед умчавшемуся «Белому генералу», который поскакал дальше, стремясь поскорее достигнуть укрепления и передовой базы Вами. Люди каравана теперь по собственному почину запели сами: пела пехота; послышались мелодические заунывные напевы казаков; даже мои артиллеристы что-то замурлыкали. Но разговоров, разговоров об этом неожиданном смотре каравана в пути было много: и в дороге, и на биваке у этапного пункта, к которому мы подошли уже с наступлением полной темноты и заночевали так до утра.