Дорогой он объяснил мне два моих гафа за время обеда, причем относительно имбирного варенья сказал, что по английским понятиям это варенье употребляется в очень маленьком количестве, и тогда оно полезно для желудка, но в большом оно сильно возбуждает половую систему и считается безусловно вредным. Вот почему с таким ужасом англичанки отнеслись к моему неосмотрительному и неосторожному употреблению имбирного варенья, да еще в таком огромном сразу количестве. Я просил моего друга извиниться за меня перед его двоюродной сестрой и объяснить ей, что я никогда раньше не ел такого варенья, а сладкое очень люблю и охотно привык употреблять его в больших количествах, как некурящий и не пьющий крепких напитков. Словом, инцидент был исчерпан, так как фон Б[люммер], смеясь, сказал, что кузины его все это отлично понимают, но боялись только за мое здоровье.
– Да вот будешь у них с визитом, чтобы поблагодарить за приглашение на обед (это в обычаях англичан), сам и извинись. Ты ей очень понравился, и она мне это откровенно и сказала, прощаясь.
В назначенный день я действительно отдал визит. Мои извинения за гафы, как результат одичания в походе, были приняты очень любезно. Затем мы с фон Б[люммером] были приглашены в кабинет хозяина-писателя, где он объяснил мне суть дела. Ему интересно для его большой газеты, в которой он постоянно работает, написать интервью с живым участником похода. Его кузен фон Б[люммер] не участвовал все время экспедиции и не знает подготовки похода; так как я дольше и обстоятельнее знаю весь поход, то он считает наиболее подходящим писать это интервью со мною.
Мы через посредство фон Б[люммера] провели в беседе больше часа. Карандаш писателя набрасывал весь разговор стенографически. Я давал свои личные впечатления до штурма крепости Геок-Тепе и приема делегации с принесением покорности текинцев генералу Скобелеву и этим закончили.
Писатель был удовлетворен. Он сказал, что за эту статью он получит от своей газеты крупную сумму, поэтому считает долгом оплатить и мой труд. Я на это ответил, что не собирался делать интервью с ним за деньги, а если бы заранее знал, что мне за это будут платить, пожалуй, отказался бы быть интервьюированным. Но в наш разговор решительно вступил фон Б[люммер]. Он сказал, что это его ошибка: он меня должен был предупредить о настоящей цели его кузена.
Теперь же он мне заявляет о необходимости принять вознаграждение, так как его кузен тоже не рассчитывал, что я буду делать по его предложению бесплатно и заставил меня потерять и время, и труд для него. Англичане люди практичные, зря ничего не делают, и он, кузен моего друга, просит не ставить его в неловкое предложение и от вознаграждения не отказываться; то, что он мне предлагает, вероятно составляет третью долю суммы, какую ему за эту статью уплатит газета. Он считает, что я ему дал превосходный, но сырой материал, который для газеты надо еще ему обработать, а потому и свою работу он оценивает вдвое дороже моей.
Соглашаясь, наконец, с их доводами, я сказал, что предоставляю ему оценить мой скромный труд, но ставлю одно непременное условие напечатания этой статьи: моя фамилия должна быть обозначена только одной буквой, но не полностью. На это он охотно согласился, а затем вручил мне 100 рублей и поблагодарил за выполнение его желания. Он спросил, не пожелаю ли я и дальше ему рассказать все, что знаю о Ср[едней] Азии, но я решительно от этого предложения уклонился, сославшись на слишком большую нагрузку занятий в академии, а также мое слабое знакомство со страной, откуда я скоро ушел вместе со своей воинской частью. На этом мы и расстались. Блюммера я тоже поблагодарил за предоставленный заработок, но решительно отказался продолжить это дело.
Мне что-то претило в нем, а роль интервьюера, которого засыпают самыми разнообразными вопросами экономического характера о только что присоединенной к России стране, показалась мне несовместимой с достоинством офицера. Я это откровенно высказал фон Б[люммеру], и он не настаивал. Поддерживать обыкновенное знакомство с этой семьей я тоже не считал себя обязанным, так как не чувствовал никаких связующих нас нитей. Так и закончился этот эпизод моего соприкосновения с английской фешенебельной семьей.