Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Объезжая войска, он здоровался с ними особенно бодро и четко, зорко подмечая все, начиная от обмундирования и снаряжения до малейших нарушений в требованиях уставов как в людях, так и в конском составе. После объезда он каждой отдельной части произвел короткое учение, а все войска в заключение пропустил колоннами мимо себя. Вызвав к себе всех начальников частей, он дал в это время общей массе войск полный отдых. Здесь на поле он произвел подробный разбор и сделал надлежащие выводы и указания. Оказалось, что до своего прибытия к выстроенным войскам, он объехал с членами штаба все казармы, осмотрел детально все помещения, опросил претензии и переписал все недочеты, какие нашел на месте, побывал на всех кухнях, везде попробовал пищу, заглянул во все цейхгаузы и хранилища, даже подробно ознакомился с порядком содержания всякого рода хозяйственных построек, конюшен и уборных.

При разборе присутствовала и огромная масса рядового офицерства, слушая в полной тишине замечания и указания инспектирующего. Все его указания покоились на таком глубоком понимании воинского дела, знания быта и нужд солдат, что присутствующие были поражены. Он отметил те части, у которых оказались обе стороны хороши: как парадная, так и казарменная. Но жутко было слушать, как беспощадно он вскрывал и обнаруживал недостатки и даже преступные упущения или беспорядки в некоторых воинских частях, отмечая халатность или нерадение ответственных за то начальников.

В заключение, отпустив на свои места весь офицерский состав, он бодро отметил и все хорошее, что нашел в представлявшихся ему войсках и привлекательной четкой благодарностью закончил свой смотр, двинув все части войск по казармам с музыкой и пением.

После этого смотра войсковые части сильно встрепенулись, поняв, что с таким зорким и энергичным начальником кое-как служить нельзя и ретиво принялись за исправление указанных недочетов. Кое-кто из начальников, оказавшихся несоответственным, был незамедлительно уволен в отставку. Помню, что одному из старших артиллерийских командиров было указано на сильно исхудавших лошадей в орудийной упряжке. На очень многословное объяснение командира о принятии им всех мер для корма лошадей и недоумения его о причине такого плохого их вида, г. Рот спокойно и твердо ответил: «А вы попробуйте, полковник, покормить их казенной дачей овса полностью. Уверяю вас, что это средство поможет. В ваших же батарейных цейхгаузах и складах я овса не нашел».

Мои ближайшие саперные начальники (командир б[атальо] на и к[оманди]р бригады) были люди добросовестные и в своих отношениях к службе всем нам давали добрый пример. Мне же лично, как офицеру с высшим образованием, предоставляли большую инициативу в пределах предоставленной мне власти работать так, как я считал это необходимым. Это доверие и ожидание от меня во всех отношениях чего-то незаурядного, сильно подстегивало меня и заставляло крепко держать себя в руках и стараться во всем е лучшему. Такие же требования и ожидания возлагали на меня мои сослуживцы по бригаде и всему гарнизону с первого же моего публичного доклада в офицерском собрании.

Взятый мною тон несения своей специальной и общественного характера службы был высок, требовал от меня затрат и большего времени и труда, чем это было принято в жизни гарнизона, но мое самолюбие и тщеславие не позволяли мне опускаться все время службы в округе. Своих подчиненных я скоро понял, полюбил их, заботился о них чистосердечно во всех отношениях, и имел счастье пользоваться и их взаимным доверием, что они выразили отличным поведением и выдающимся своим обучением, службой и работами за время моего командования.

С моими сослуживцами по бригаде и гарнизону я меня отношения были вполне корректными. В невоенном обществе я приобрел несколько очень дружески расположенных ко мне семей, где и проводил свои досуги, конечно, я не отличался монашеским поведением и, вероятно, нисколько не был лучше моих сверстников в мои годы. Но семьи моих интеллигентных знакомых исключили возможность опуститься или погрязнуть в каких-либо пошлых связях и привычках. В этот период моей жизни я мечтал еще о многом, для чего нужны были здоровье, не затемненный ничем ум и нормальное состояние всей нервной системы. Я тщательно избегал всякого потребления алкоголя, не курил и вообще крепко держал себя в руках. Так же точно я был далек от мысли о тихом семейном счастье, уклоняясь от всех случаев, где оно мне угрожало.