Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Уже второй и третий день угощение резко изменялось на простое воскресное, а с четвертого дня все переходило на нормальный режим. Мы с братом, конечно, побывали на праздниках у его друзей, где нас закармливали всякими пасхальными угощениями. Не скрою и отрицательной стороны усердного потребления всех этих жирных и мясных яств – это общее расстройство почти у всех нормального пищеварения. Эти неприятные заболевания многим отравляли радость праздника, так как жадность и неумеренность в еде была для нас нормальным явлением. Пасхальные вакации были коротки и пробегали быстро.

Весна к 1-му мая развернулась во всей красе. С незапамятных времен среди населения города Киева установился обычай праздновать 1-му[мая] в кадетской роще всеобщей маевкой. Еще за несколько дней в отделенной от зданий корпуса части нашей рощи строились многочисленные балаганы, карусели, высокие шесты с подарками на их верхушках и проч. Туда заранее привозился всякого рода предпринимателями ходкий товар: съестные припасы и крепкие напитки, разного рода мелкой галантереи и игрушки. С раннего утра разгоряченные толпы всякого звания и положения киевских обывателей со своими семьями тянулись непрерывной вереницей мимо нашего корпуса на «маевку».

В этот же день с утра, по приказанию директора, мобилизовались все силы администрации корпуса, чтобы всех кадет никуда из зданий корпуса ни на какие гуляния не выпускать, а держать в классах или в рекреационных залах по обычному расписанию будней. Снаружи у всех запертых выходов из зданий корпуса стояли надежные служители. Все воспитатели были на местах внутри и строго следили за поведением кадет. После обеда вместо гуляния все мы были загнаны в классы и нам, по особому распоряжению инспектора, розданы были в классах математические задачи из пройденного курса, решение которых было обязательным для каждого из нас.

Однако звуки гармоник, песни и оживленные крики проходящей близко зданий корпуса огромной красочной толпы привлекали все наше внимание. Счастливы были те классы, которым хоть что-нибудь видно было из окон. Из тех же помещений, где ничего не было видно, любопытные устремлялись в коридор, в конце которого двойное раскрытое окно позволяло любоваться всей картиной народного массового движения. Длинные фасады буквы Н в плане по расположению комнат были одинаковы во всех этажах. Собственно, кадеты занимали только один длинный трехэтажный фасад плановой буквы. Остальное – жилье администрации и учителей. В каждом этаже фасада размещалось два возраста; широкий коридор внутри этажа, тянувшийся по всему фасаду посередине, застекленной до потолка двойной стенкой с проходными дверями, разделял помещение двух смежных возрастов.

Наш и третий возраст оказались смежными. Из нашего возраста в коридоре в окне лучше всего было наблюдать движение праздничной толпы.

Мы, малыши, испуганные тяжкими угрозами, сидели за решением своих арифметических задач. Но наши соседи[из] старших классов довольно большой группой из своего возраста пробрались к наш коридор и столпились у раскрытого окна.

Из проходящей народной толпы с ними стали перекликаться, они отвечали и так увлеклись, что забыли всякую осторожность. В это время директор, поднявшись по внутренней винтовой лестнице в наш этаж, увидел эту группу шалунов. На своих резиновых подошвах, расставив широко руки, он стал подходить к совершенно ничего не ожидавшей группе. Кто-то, случайно высунувшись из двери нашего класса, увидел директора и во всю глотку крикнул: «Спасайся, директор!» Все сразу соскочили с подоконника, причем высадили вдребезги два стекла.

Закрыв лица руками и согнувшись, они устремились по коридору, чуть не сбили с ног директора, который успел захватить только одного великовозрастного кадета. Рассвирепев от толчков в живот кулаками, доставшихся ему на долю от убегавших, директор заорал на все здание: «Розог сюда, розог!» На дикий крик грозного начальника прибежали и воспитатели, и служители, принесли и розги. Директор все время крепко держал пойманного.

Мы высыпали в коридор и столпились около класса.

– Как твоя фамилия, мерзавец? – закричал директор.

– Гнилорыбов, – отвечал спокойно пойманный казак 4^го класса, лет 15-и по возрасту.

– Кто разбил стекло, говори, а не то запорю насмерть! – кричало начальство.

Гнилорыбов молчал.

– А, молчишь?! Значит, ты, каналья! Розог ему! – приказал директор.