Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Притащили скамью. Казачок спокойно спустил портки и лег, закусив зубами свои руки. Директор сам считал. На 25 жестоком ударе он, запыхавшись, сказал: «Довольно», – обеспокоенный тем, что наказуемый не издал ни одного стона. Гнилорыбов с трудом поднялся, застегивая свои портки. В это время подбежал какой-то вертлявый воспитатель с докладом: «Ваше пр[евосходитель]ство! Я нашел виновных в разбитии стекол!» Но у директора, видимо, раж прошел. Он с одышкой равнодушно отвечал: «Одного каналью выпорол, довольно! Это ничего, что не он разбил, но он был в коридоре!.. А с другими я еще успею сосчитаться в другой раз!» Мы поспешили к нашим задачам и, сидя за партами, только прислушивались к отдаленному шуму оживленной толпы, которой не было видно из наших классных окон.

Невзирая на все меры принятых директором предосторожностей, все же нашлись смельчаки, которые (из окон и по трубам) убежали из корпуса, были на самой маевке и вернулись с явными доказательствами пребывания там в виде купленных сладостей и бутылок водки. За некоторую мзду уже в сумерках их пропустил внутрь здания кто-то из более покладистых служителей.

Вспомнилась мне тогда маевка наша в классической гимназии, и я поделился своими воспоминаниями с моими более близкими товарищами, после вечернего чая долго еще толковали все про «геройство» казачка Гнилорыбова, мужественно принявшего на себя наказание за других: «Молодец! Не выдал своих!» – восхищались мы все. Привлекали нас и рассказы смелых экскурсантов об их удачном побеге и о том, что они видели на маевке.

Все «жесткие рукавицы» нашего начальства имели, кроме дурных, несомненно, и хорошие последствия: они объединяли всех нас в единый живой организм, развивали дух товарищества, самоотвержение и готовность постоять друг за друга до самой жестокой порки; вызывали ненависть и презрение к ябеде и наушничеству; закладывали в перенесении несправедливых и жестоких наказаний. Эта сторона казенного воспитания имела огромное военное значение, что и подтвердилось впоследствии в жизни и деятельности многих питомцев военно-учебных заведений, а в частности, Киевского корпуса.

После маевки еще долго вся большая дорога мимо зданий нашего корпуса была усеяна скорлупок всех видов семечек, орехов, бумажек от конфет, всякими обрывками и сором.

Мы стали готовиться к экзаменам, которые начинались во второй половине мая и заканчивались в первой половине июня. Экзамены шли по классам, в присутствии инспектора или его помощника, двух учителей по предмету и воспитателя класса. Экзаменовали строго, отметки выводили средние: из отметок за ответ и прежние четвертные баллы.

Для меня экзамены прошли благополучно, а по списку я оказался вторым учеником. Родители были довольны, но сообщили, что, по недостатку средств, на каникулы меня с братом не возьмут. Для брата это не было тяжело, так как все его симпатии были в семье его невесты. Но я сильно загрустил. Однако ожидание перехода в лагерь, расположенный в версте от зданий корпуса, в прекрасной роще, меня несколько успокаивало.

Кроме того, большая половина товарищей моего возраста тоже оставалась в корпусе.

В лагерь мы перешли в первых числах июня. Для жилья кадет были уже давно выстроены и ежегодно ремонтировались деревянные большие бараки с крышей, но без потолка и с простым земляным полом. Внутри ставились наши железные кровати, но с простыми сенниками. Каждый барак вмещал более 100 человек. Множество хозяйственных построек обеспечивало правильную жизнь и питание в лагере.

Купаться ходили на пруд. В церковь – в здание корпуса. Кругом лагеря – огромный, смешанной породы лес (десятин полтораста) с красивыми и цветистыми полянами. Жизнь в лагере шла по сигналу, но занятия были только гимнастикой (шведской, полевой и на машинах) и отчасти фронтовым учением. Все остальное время мы гуляли, играли, участвовали в экскурсиях с учителями (особенно, ботаником); читали, но немножко и занимались: по выученным предметам на лето давались задачи и простые темы, на которые надо было написать четко и грамотно собственной рукой ответы и представить обязательно к началу классных занятий. Очень многие из нас оставляли все эти работы «на после», а потом очень волновались и делали их кое-как, что влекло дурные последствия для виновных.

Летом изредка меня навещал брат Миля, и я иногда по воскресеньям бывал в семье его друзей. Но, правду сказать, меня летом больше тянуло в лагерь, к своим товарищам, с которыми мы вели оживленные игры и устраивали прогулки по лесу, воображая себя «робинзонами» и «охотниками за черепами», чего я уже в достаточном количестве начитался, пользуясь книгами от более состоятельных товарищей. Удалось за этот период времени прочитать «Историю знаменитых кораблекрушений» и кое-что из путешествий англичан по Африке.

Незаметно пробежало время в лагере и, к стыду своему, я даже редко вспоминал о нашей милой семье. Из лагерей мы вернулись после праздника Св. Преображения. В корпусе мы увидели группы новичков, прибывших для поступления, на которых смотрели свысока, но с большим любопытством.