Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Елка ярко сверкала. Оркестр под управлением старика Гино (или его сына) бойко играл. Танцующие весело и увлекательно мелькали по зале. Мы же, малыши, зажав в руках наши скромные подарки, робко жались около стен и смотрели на всю эту шумную и оживленную толпу. В антрактах между танцами служители на огромных подносах разносили танцующим дамам мороженое, чай со всякого рода печениями и разнообразные сладости (знаменитые киевские обсахаренные фрукты). Мы с завистью смотрели на все это, для нас совершенно недоступное роскошное угощение. Около 9 ч. вечера воспитатели вызвали весь наш возраст из рекреационной залы и отправили в дортуар, требуя раздеваться и ложиться спать…

Бал продолжался еще далеко за полночь, но без нас. Последовательно такие елки были устроены во всех «возрастах», но в старших, где было много танцоров, они были и оживленнее и дольше затягивались.

Даже мы, малыши, понимали, что, собственно говоря, кадеты являлись на этих балах только ширмой, а самые развлечения и угощения предназначались для семьи директора и его многочисленных гостей из городской знати, так как эти балы пользовались огромным вниманием и популярностью среди всего губернского киевского общества, считались модными.

Однако елки не прошли и без скандальчиков. В одном из средних возрастов, когда в 9 ч. вечера удалены были в дортуар все малыши и нетанцующие, воспитатели заперли все двери дортуаров на ключ. Из кухни по коридорам постоянно двигались служители с огромными подносами всякого рода угощений. Предприимчивые бандиты (из состава запертых в дортуарах) решили сделать вылазку и поохотиться за сладостями. В дортуаре, как и в классах, верхние фрамуги застекленных входных дверей оставались для вентиляции без стекол. Искатели добычи, полуголые, через верхние фрамуги пробрались в коридор, спрятались там, выжидая пронос сластей.

Когда служитель с огромным подносом конфет и печений, наконец, показался, они толпой бросились ему под ноги, вышибли поднос и расхватали все сладости; раньше, чем он успел опомниться и разобрать, в чем дело, проказники были уже в спальне на своих кроватях, наспех делясь с товарищами своей добычей. Две таких вылазки были удачны, но третья потерпела поражение: служители, устроив свою засаду, захватили бандитов, попавших в карцер, и о сладостях виновные долго помнили.

Все-таки спасибо я скажу и за эти праздничные развлечения, так как они скрасили нашу жизнь и отвлекли от тяжелых дум о далеких от нас родных семьях.

К празднику Р[ождества] Х[ристова] я, конечно, написал письмо родителям, а от них получил после праздника ответ, 3 р[убля] денег, которые были посланы на мои личные нужды, но на имя воспитателя. На эти деньги я мог получить что-либо для меня необходимое, только заявляя письменно о том своему воспитателю утором в каждое воскресенье.

Пробежали рождественские каникулы. Стали возвращаться из отпуска все уезжавшие от нас, угощая своих друзей и приятелей привезенными домашними заедками, а также уплачивая или обычную дань, или долги «силачам». Мы действительно освоились и охотно опять принялись за учение в классах. Мало-помалу жизнь, размеренная и дельная, охватила нас совсем, и мы потянули свою лямку.

Как-то быстро в этот год стала подбираться зима; чаще появлялись солнечные деньки, и скоро стало таять. Каждый день мы совершали прогулки, но небольшие; на пруду уже было запрещено кататься на коньках, приблизилась, наконец, и Масленица, которую мы ждали с нетерпением, потому что нас должны были покормить блинами, да еще гречишными.

И это удовольствие мы испытали: в течение трех дней по четыре блина на каждого; вкусно, но мало. Помню, что у нас в возрасте был служитель-солдат родом из местности, где проживали мои родители. Узнав от меня об этом, он стал считать меня своим земляком и очень заботливо ко мне относился. Как-то на Масленицу он подошел ко мне и застенчиво подал довольно объемистую деревянную лубочную коробенку, прибавляя: «Ось вам, панычу, моя жинка трохе гречаников напекла. Покуштуйте на доброе здоровлячко!». Это неожиданное угощение растрогало меня до слез и своей сердечной простотой, и самими гречаниками, которые именно были таковы, какими угощала нас и родная мать. И вот, много уже десятков лет прошло, а этого угощения блинами от солдатской жены я не забыл и не забуду!

Наступил Великий пост. По строго соблюдавшемуся обычаю страны, нас в течение всех 7 недель кормили постным, т. е. совершенно не давали никакого мяса и жиров животных. Какой-то сильно пахнущий навар из рыбьих костей с редко плавающим картофелем или капустные пустые щи, а на второе блюдо – каши (гречневая, пшенная, ячная, перловая) с постным маслом в очень ограниченном количестве. В воскресные дни на третье – оладьи с медом.