На таких больших парадах очень трудно было видеть императора, так как все внимание поглощалось выполнением своего прямого строевого дела. При прохождении церемониальным маршем надо было наблюдать равнение, а не глазеть по сторонам. Лучше удавалось видеть тем, кто попадал на еженедельные разводы в Михайловский манеж, куда от каждого училища назначалась только небольшая часть. Нас, молодых, стали ставить в строй на такой развод только под конец зимнего периода обучения и на мою долю выпало два раза участия в этом разводе.
Огромный манеж отлично отапливался. Нас туда приводили в шинелях с башлыками на ушах, а в манеже мы сбрасывали все верхнее и представлялись в мундирах. Все прибывшие части – представительницы гвардии, армии, флота и военно-учебных заведений – становились развернутым порядком вдоль стены Михайловского манежа, правым флангом к входным воротам (к стороне Марсова поля). Здесь все повторялось в миниатюре, что и на большом параде на площади, но ожидать было тепло, удобно и очень интересно наблюдать огромный съезд в манеж представителей всех иностранных армий, всех членов императорской фамилии, всех самых важных начальствующих лиц империи, а также свободных от службы чинов гвардии, армии и флота. Все были в полном парадном одеянии, при всех орденах. С прибытием императора все замирало. У входа в манеж он садился на лошадь и в сопровождении дежурной части Свиты и начальствующего парадом начинался объезд фронта… Каждая часть играла встречный свой марш, быстро музыка замолкала, чтобы слышен был привет императора, а за ответом части раздавался гимн, и часть непрерывно уже кричала «ура!»
Перекатной, величественной волной проносилось это перед замершим, отдавая честь императору, войсковым фронтом, а визави ему, по другой стороне манежа, почти такой же длины фронт составляли блестящие представители старших сановников и генералов, иностранцы и масса всех офицерских чинов гвардии, армии, флота и др.
После объезда фронта император на коне занимал свое место примерно против середины манежа. Быстро и отчетливо перестроившись в колонну, войска без музыки продвигались так, чтобы голова колонны заняла исходное положение для церемониального марша. Не ожидая уже, когда вся масса подтянется, по знаку начальствующего разводом начинался церемониальный марш…
Это был суровый экзамен для каждой части войск, пославшей своих представителей: буквально тысячи пар глаз русских и иностранных, самых больших начальников и только что испеченных, устремлялись на проходящую перед ними маленькую, развернутую фронтом часть. Ничто не ускользало от строгой критики. Но вот раздается несколько картавый горловой голос: «Спасибо, братцы! Молодцами идете!», – и масса лиц обращается к набольшему начальнику осчастливленной части, выражая ему поклоном и почтительной улыбкой свое поздравление. Но бывало и иначе: плохо пригнанное обмундирование или снаряжение, «слаба нога» в марше, случайно нарушилось равнение сбившимся с такта молодым голосом при ответе… Все степени начальствующих лиц части бледнеют, конфузятся, чувствуют себя отвратительно.
После прохождения в пешем строю всех представителей войск начинается представление и подход с рапортом к императору ординарцев (унтер-офицеров) и посыльных (рядовых) от каждой отдельной части и в[оенно]-уч[ебных] заведений. Это, по традиции, лишь формальное назначение, но крайне важное, потому что в лице этих чинов видно все: вид человека, его здоровье, выправка, одежда, снаряжение и выучка, ибо император, выслушав его рапорт, здоровается и даже иногда расспрашивает его о чем-либо. Здесь удачное или неудачное представление таких чинов могло иметь большое влияние на судьбу командира всей части в ту или другую сторону. Критика была строга и беспощадна со стороны всех последующих степеней старших начальников, если хотя малейшее неудовольствие обнаруживалось со стороны императора. Его молчание без похвалы принималось за выражение гнева, и тогда старались сразу найти все недостатки, как причину.
Помню, первый раз в жизни я видел императора Александра II во время посещения города Киева и смотра войск на военном поле, почти против Кадетской, за оврагом, и полотном железной дороги. Это было, кажется, в мае месяце 1873го
года. Нас, малышей, повели на смотр войскам, растянувшимся огромным фронтом. Было очень пыльно и дул ветер. Поставили нас на самый фланг всей линии пехоты. Приезд императора с огромной свитой по фронту, музыка и громкие крики – все это нас ошеломило, но в клубах пыли мы почти ничего не видели.