Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

О политике “умиротворения” начиная с 1939 года написано так много плохого, что стоит вспомнить, насколько разумной она казалась столь большому количеству западных политиков, не исповедовавших антигерманские или антифашистские взгляды, особенно в Великобритании, которую мало волновали изменения на карте Европы, тем более в “отдаленных странах, о которых мы очень мало знаем” (как говорил Чемберлен о Чехословакии в 1938 году). (Французов по понятным причинам гораздо сильнее беспокоили любые инициативы в пользу Германии, которые рано или поздно обратились бы против них самих, но Франция была слишком слаба.) Можно было определенно предсказать, что Вторая мировая война разрушит британскую экономику и будет способствовать распаду на части огромной Британской империи, что в результате и произошло. Хотя такую цену социалисты, коммунисты, освободительные движения в колониях и президент Ф. Д. Рузвельт охотно готовы были заплатить за поражение фашизма, не стоит забывать, что с точки зрения благоразумных британских империалистов она была чрезмерна.

И все же компромисс и переговоры с гитлеровской Германией были невозможны потому, что политические цели национал-социализма не имели границ в своем безрассудстве. Экспансия и агрессия являлись составляющей частью этой системы, так что даже в случае признания господства Германии, т. е. при отсутствии сопротивления наступлению нацизма, война все равно рано или поздно была бы неминуема, и скорее рано, чем поздно. Отсюда – главенствующая роль идеологии в политике 1930‐х годов: определяя цели нацистской Германии, она исключала Realpolitik

для другой стороны. Те, кто сознавал, что компромисс с Гитлером невозможен, т. е. реалистически оценивал ситуацию, полностью отрицали прагматические соображения. Они считали фашизм неприемлемым в принципе или (как в случае Уинстона Черчилля) руководствовались равно априорной мыслью о ценностях, которые защищала их страна и жертвовать которыми они не имели права. Парадокс Уинстона Черчилля заключался в том, что политические взгляды этого великого романтика были последовательно неверны почти по всем вопросам, начиная с 1914 года (включая оценку военной стратегии, которой он гордился), кроме его отношения к Германии.

Политические реалисты – сторонники политики “умиротворения” – были, напротив, очень далеки от реальности в своей оценке ситуации, даже когда невозможность урегулирования путем переговоров с Гитлером в 1938–1939 годах стала очевидна каждому здравомыслящему наблюдателю. В этом была причина черной трагикомедии марта – сентября 1939 года, закончившейся войной, которой в то время и в том месте не хотел никто (даже Германия) и в ходе которой ни Великобритания, ни Франция не имели никакого представления о том, что они должны делать как воюющие стороны, пока не были сметены блицкригом 1940 года. Несмотря на реальность, которую они сами осознавали, сторонники политики “умиротворения” в Великобритании и Франции все еще не могли заставить себя вести серьезные переговоры о союзе с СССР, без которого война не могла быть ни отсрочена, ни выиграна и без которого гарантии того, что Германия не предпримет нападения, щедро и необдуманно распространяемые в Западной Европе Чемберленом без всяких переговоров и (как бы невероятно это ни казалось) даже без уведомления СССР, были не более чем сотрясением воздуха. Лондон и Париж не хотели воевать; самое большее, на что они надеялись, – это испугать Германию демонстрацией силы. Такой сценарий не устраивал ни Гитлера, ни Сталина, представители которого безуспешно выдвигали предложения о совместных стратегических операциях на Балтике. Даже когда немецкие армии вторглись в Польшу, правительство Чемберлена все еще было готово вести переговоры с нацистской Германией, как и предполагал Гитлер (Watt, 1989, p. 215).

Однако Гитлер просчитался, и западные государства объявили войну, но не потому, что так хотели их правительства, а потому, что Гитлер своей политикой после Мюнхена выбил почву из‐под ног миротворцев. Это он своими действиями мобилизовал до тех пор инертные массы против фашизма. Фактически немецкая оккупация Чехословакии в марте 1939 года развернула общественное мнение Великобритании в сторону сопротивления и заставила правительство сделать то же самое вопреки его желанию. Это, в свою очередь, побудило к сопротивлению французское правительство, которое не могло не поддержать своего единственного надежного союзника. Впервые борьба против гитлеровской Германии объединила, а не разобщила британцев, правда сначала без особой цели. После того как Гитлер быстро и безжалостно расправился с Польшей и поделил то, что осталось, с сохранявшим обещанный нейтралитет Сталиным, “странная война” принесла странный мир в Западную Европу.