Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Безусловно, неприязнь к евреям была широко распространена в западном мире, и их положение в обществе девятнадцатого века было весьма шатким. Однако из‐за того, что бастующие рабочие зачастую, даже будучи членами нерасистских рабочих движений, нападали на еврейских лавочников и считали своих хозяев евреями (что часто соответствовало истине во многих регионах Центральной и Западной Европы), нельзя считать их первыми национал-социалистами. Точно так же традиционный антисемитизм эдвардианских британских либеральных интеллектуалов, таких как группа Блумсбери[30]

, не делал их симпатизантами

политического

антисемитизма правых радикалов. Антисемитизм крестьян Центральной и Восточной Европы, где евреи практически были связующим звеном между крестьянином с продуктами его труда и внешней экономикой, являлся, несомненно, более застарелым и взрывоопасным. Он усилился, когда до славянских, венгерских и румынских сельских сообществ докатились катаклизмы современного мира. В отсталой крестьянской среде России еще верили легендам о евреях, приносящих в жертву христианских младенцев, поэтому социальные потрясения могли приводить к еврейским погромам, поощрявшимся реакционными властями царской империи, особенно после убийства революционерами царя Александра II в 1881 году. От первоначальных стихийных ростков антисемитизма прямая дорога ведет к истреблению еврейской нации во время Второй мировой войны. Именно стихийный антисемитизм породил восточноевропейские фашистские движения, получившие народную поддержку, такие как румынская “Железная гвардия” и венгерская “Партия скрещенных стрел”. Во всяком случае, на бывших территориях Габсбургов и Романовых эта связь прослеживалась гораздо отчетливей, чем в германском рейхе, где низовой сельский и провинциальный антисемитизм, сильный и глубоко укорененный, был в то же время не столь жестоким, можно даже сказать, более терпимым. Евреев, которые после оккупации Вены в 1938 году бежали в Берлин, поражало отсутствие уличного антисемитизма. Сюда насилие пришло после указа сверху, изданного в ноябре 1938 года (Kershaw, 1983). Но даже несмотря на это, нельзя сравнивать случайную и временную жестокость погромов с тем, что пришло поколением позже. Горстка убитых в 1881 году, сорок или пятьдесят жертв кишиневского погрома 1903 года потрясли мир, и это понятно, поскольку до наступления фашизма даже такое количество жертв казалось немыслимым для мира, ожидавшего прихода цивилизации. Даже более крупномасштабные погромы, сопровождавшие массовые крестьянские восстания во время русской революции 1905 года, принесли по стандартам более позднего времени довольно скромные потери – всего около восьмисот погибших. Сравним это с 3800 евреев, убитых в Вильнюсе (Вильно) литовцами за три дня в 1941 году после вторжения немцев в СССР, еще до того, как началось систематическое истребление евреев.

Новые праворадикальные движения опирались на предшествующую традицию нетерпимости, правда коренным образом переработанную, и апеллировали в основном к низшим и средним слоям европейского общества, а интеллектуалы-националисты (направление, возникшее в 90‐е годы девятнадцатого века) сформулировали их риторику и теорию. Даже сам термин “национализм” был придуман в это десятилетие для описания новых глашатаев реакции. Праворадикальные настроения усилились в рядах средней и мелкой буржуазии преимущественно в странах, где идеология демократии и либерализма не была господствующей, т. е. главным образом в государствах, на которые не оказала влияния французская революция или ее аналоги. В ключевых для западного либерализма странах – Великобритании, Франции и США – общее преобладание революционной традиции воспрепятствовало возникновению значимых фашистских движений. Неверно путать расизм американских популистов или шовинизм французских республиканцев с протофашизмом: то были левые движения.

В условиях, когда торжество свободы, равенства и братства больше не стояло на пути, древние инстинкты могли украсить себя новыми политическими лозунгами. Почти не приходится сомневаться в том, что активные сторонники свастики в Австрийских Альпах были завербованы в основном из провинциальной интеллигенции – ветеринаров, землемеров и прочих специалистов, некогда бывших местными либералами, образованным и эмансипированным меньшинством в среде, где преобладал крестьянский клерикализм. Точно так же в конце двадцатого века распад классических пролетарских рабочих и социалистических движений дал возможность вырваться наружу природному шовинизму и расизму многочисленной армии рабочих, занятых в сфере неквалифицированного труда. До этого они опасались выражать свои взгляды и чувства публично из‐за принадлежности к партиям, страстно их отрицавшим. Начиная с 1960‐х годов западная ксенофобия и политический расизм встречаются главным образом в общественном слое, занимающемся физическим трудом. Однако в десятилетия, когда фашизм еще только зарождался, его исповедовали те, кто не пачкал свои руки тяжелой работой.