Следует сделать два важных комментария к тезису о том, что подъем правых сил был, по сути, ответом революционно настроенным левым. Во-первых, в этом случае недооценивается влияние, которое оказала Первая мировая война на значительную часть общества – на среднюю и мелкую буржуазию, солдат-патриотов и молодых людей, которые после ноября 1918 года не могли простить того, что их шанс стать героями упущен. Фронтовикам суждено было сыграть наиболее важную роль в мифологии праворадикальных движений (Гитлер сам был одним из них). Они составили значительную часть первых отрядов нацистских ультрас. К их числу принадлежали офицеры, уничтожившие немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розу Люксембург в начале 1919 года, итальянские
Решительная приверженность левых из числа прогрессивных либералов антивоенным и антимилитаристским движениям и глубокое отвращение народа к кровавой бойне Первой мировой войны привели к тому, что многие недооценили опасность возникновения относительно малочисленного, но в абсолютном значении важного меньшинства, для которого огромную роль сыграл опыт, приобретенный в сражениях Первой мировой войны, став источником истинного воодушевления, для кого военная форма и дисциплина, жертвование – собой или другими, оружие, кровь и власть были тем, ради чего стоило жить настоящим мужчинам. Они написали не так много книг о войне, хотя в Германии вышли одна или две. Эти Рэмбо своего времени естественным образом влились в ряды правых радикалов.
Во-вторых, важно отметить, что ответный удар правых был направлен не против большевизма как такового, а против всех движений, и в особенности против организованного рабочего класса, которые угрожали существующему порядку в обществе или могли быть обвинены в его развале. Ленин был скорее символом этой угрозы, а не реальной угрозой. С точки зрения большинства политиков, источником опасности были не сами социалистические рабочие партии, чьи лидеры были достаточно умеренными, а резкий рост могущества рабочих масс, их уверенности в себе и радикализма, что придало традиционным социалистическим партиям новую политическую силу и, по сути, сделало их непременным атрибутом либеральных государств. Неслучайно в первые послевоенные годы требование восьмичасового рабочего дня – главное требование социалистических агитаторов с 1889 года – было удовлетворено почти во всей Европе.
Консерваторов пугало не столько превращение лидеров профсоюзов и активистов оппозиции в министров правительств (хотя и это не вызывало у них восторга), сколько угроза, таившаяся в усилении власти рабочего класса. Все эти силы были левыми по определению. В эпоху социальных сдвигов не было четкой границы, отделявшей их от большевиков. Безусловно, в первые послевоенные годы многие социалистические партии с радостью присоединились бы к коммунистам, если бы те не отказали им в этом. Человек, которого Муссолини приказал убить после “похода на Рим”, не был лидером коммунистов, это был социалист Маттеотти. Традиционные правые могли видеть в безбожной России воплощение всего зла в мире, но мятеж генералов-франкистов в 1936 году не был направлен против коммунистов как таковых, хотя бы только потому, что те составляли меньшинство в Народном фронте (см. главу 5). Он был направлен против подъема народного движения, которое до начала гражданской войны поддерживало социалистов и анархистов. Считать фашизм последствием того, что сделали Ленин и Сталин, стали уже задним числом.
И все же необходимо понять, почему “правый бумеранг”, столь внезапно набравший силу после Первой мировой войны, одержал свои решающие победы именно в обличье фашизма. Ведь экстремистские движения ультраправых существовали и до 1914 года – они могли исповедовать истерический национализм, ксенофобию и нетерпимость, идеализировать войну и насилие, поддерживать силовые методы подавления беспорядков; это были антилибералы, антидемократы, антипролетарии, антисоциалисты и антирационалисты, грезящие о возвращении к ценностям, отброшенным современностью. Они имели определенное политическое влияние в кругах правых политиков и в некоторых кругах интеллигенции, но никогда не обладали властью.