Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Самые старые и притом рукописные тексты наименее причудливы, в них логически развивается действие, само действие серьезно, каламбуры типа доктор-дохлый, черти-черви почти не встречаются, мало развита и мотивировка их глухотой. ‹…› Текст воспринимается потом, как сценарий, к разным местам его, пользуясь самой разнообразной мотивировкой, пристраиваются вне его развившиеся мотивы. ‹…› Иногда они вставляются в «Царя Максимилиана» без всякой мотивировки так, как пастушеские сцены в «Дон Кихоте» или стихи в «1001 ночи», иногда же они, и я думаю, что это более позднее явление, вставляются мотивируясь. ‹…› Раньше вошел в текст эпизод Аника и Смерть, может быть, это произошло в том тексте, который попал впервые в деревню и который мы можем для простоты неправильно называть первоначальным. Гораздо позже вошел эпизод шуточных отпеваний, который тоже известен вне этой комедии. Во многих случаях новые эпизоды, а особенно словесные игры, т. е. нагромождение омонимов, мотивированное глухотой, так пышно разрослось, что совершенно вытеснило Максимилиана, он остался только как предлог начинать комедию. Путь от первоначального «Царя Максимилиана», может быть близкого к западной школьной драме, до позднего текста, разрушившегося в каламбурах, развивающегося по совершенно другому принципу, не короче, чем путь от Державина до Андрея Белого[234]

.

Хотя предложенная Шкловским «история текста» «Царя Максимилиана» значительно отличается от традиционных подходов прежних фольклористических школ – прежде всего тем, что Шкловского сюжеты интересуют не в содержательном плане, а в том, каковы возможности «развертывания» сюжетных схем, как менялись способы их объединения в целое, – тем не менее акцент на гипотетической реконструкции историко-фольклорного процесса в его рассуждениях остается весьма значительным. Совершенно иначе подходит к анализу композиции фольклорных пьес Богатырев. От каких-либо реконструкций он принципиально отказывается. В частности, «прошлое» «Царя Максимилиана» Богатырев характеризует всего одной фразой: «Правда, предполагают, что «Царь Максимилиан» возник из школьной драмы, но мы видим, что в дальнейшем своем развитии «Царь Максимилиан» сильно отошел от композиционных приемов школьной драмы и пошел по самостоятельному пути [Богатырев, 1923(б): 78]. Исследовательский интерес Богатырева направлен главным образом на выяснение обусловленности композиции структурно-функциональными особенностями фольклорного театра. Например, рассматривая чешские кукольные представления, он обращает внимание на то, что кукольники, переделывая для своих нужд пьесы, не предназначавшиеся изначально для кукольного театра, отказываются от частой смены реплик между персонажами и заменяют вопросно-ответную форму монологической из-за того, что одному человеку, озвучивающему все персонажи, сложно часто менять голос. Управление кукол одним человеком предопределяет и такую особенность построения действия в народном кукольном театре, как участие в одной мизансцене не более двух персонажей. Таким образом, Богатырев в русле понимания функциональной поэтики Московским лингвистическим кружком (а оно, как упоминалось выше, несколько отличалось от петроградского Опояза) пытается выявить взаимозависимость элементов театрального феномена и специфических условий его функционирования – в данном случае фольклорного кукольного театра. Такой принцип синхронного

описания художественной структуры фольклорного театра сохранится и в уже упоминавшейся работе Богатырева – «Народный театр чехов и словаков».