Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

П. Богатырев VS Ф. Де Соссюр

(О проблемах «формального» определения синхронии в лингвистике и в исследованиях фольклора)[235]

Екатерина Вельмезова

Один из основных методов, разработанных П. Г. Богатыревым для изучения фольклорных и этнографических явлений, мог называться в его работах по-разному: «статический» [Богатырев, 1926], «синхронный» («синхронистический») [Богатырев, 1930(б)], «структуральный» [Богатырев, 1931(а)], «функционально-структуральный» [Богатырев, 1935], «функциональный» [Богатырев, 1937] (см. [Сорокина, 2006: 7]). Как можно видеть, именно понятие синхронии являлось составной частью одного из первых его названий.

1. Истоки и эволюция «синхронного» метода Богатырева. Синхрония и диахрония в этнографических исследованиях

Синхронный метод,

разработанный Богатыревым, предполагал изучение этнографических явлений в определенном «временнóм разрезе» – так, уточняет Богатырев, как Соссюр определил этот метод в лингвистике [Богатырев, 1928–1929: 85; 1930(б): 92]. В целом, по мнению Богатырева, работы Соссюра довольно быстро привлекли к себе внимание русских исследователей; в 1920-е годы Богатырев и сам совершил несколько экспедиций в Закарпатье, пытаясь применять синхронный (или «статический») метод Соссюра к изучению этнографического материала.

Первым, кого Богатырев упоминает в связи с возникновением и разработкой этого метода, был Соссюр, но были у Богатырева, конечно, и другие предшественники. Так, еще до того, как он прочитал «Курс общей лингвистики»[236], уже с самого начала своих исследований в области этнографии Богатырев демонстрирует очевидный интерес к так называемому «живому» (а значит, существующему в определенном «временнóм разрезе») материалу. Об этом свидетельствуют этнографические экспедиции Богатырева в 1910-е годы. В своем интересе к изучению «живого» материала сам Богатырев был бы, вероятно, склонен усмотреть позитивное влияние на собственные исследования «русской этнографической науки» в целом: так, в статье «Своеобычное в русской фольклористике (что дала и может дать в методологии русская фольклористика?)» Богатырев [Богатырев, 1931(д): 127 сл.] подчеркивает, что одна из отличительных особенностей изучения фольклора в России состояла именно в работе над «живым» материалом.

В 1920-е годы Богатырев критикует концепции ряда научных школ, занимавшихся исследованием фольклора (антропологическую, мифологическую, историческую), за их интерес – порой исключительно – к реконструкции фольклорных «древностей», а также за свойственную им тенденцию видеть в фольклоре не более чем «хранилище» пережитков верований, относящихся к древним эпохам. Для Богатырева фольклор представлял интерес уже сам по себе, вне его связей с прошлым – особенно с учетом того факта, что многочисленные явления фольклора все еще оставались «действенными» даже в современную ему эпоху [Богатырев, 1923: 20–22; Bogatyrev, 1929: 11 сл.].

Плоды-результаты размышлений Богатырева о возможности применения синхронного метода в этнографии были представлены на Первом и на Втором конгрессах славянских географов и этнографов (в 1924 году в Праге и в 1927 году в Кракове [Богатырев, 1926; 1930(б)]). Кроме того, этот метод лег в основу книги Богатырева «Магические действия, обряды и верования Закарпатья», опубликованной (по-французски) в 1929 году. Эти размышления позволили Богатыреву констатировать постоянное изменение как форм, так и функций изучаемых этнографических явлений [Богатырев, 1971(a): 5–6]. Так, мало-помалу, вопрос о функциях, свойственных тем или иным этнографическим явлениям, выходит в исследованиях Богатырева на первый план: речь идет об изучении функций этнографических явлений, оказывающихся актуальными в те или иные эпохи [Богатырев, 1926: 74], то есть речь снова идет об изучении явлений в рамках определенного, ограниченного среза времени.