– После смерти Мод, – призналась Матушка, и ее голос ее треснул. Она поднялась со скамьи, едва разгибая колени, и Корфус потянулся вслед за ней, подставляя бурый бок как опору. Шаг пожилой женщины был тяжелым – до Тео доходили слухи, что глава медвежьего дома слаба и часто болеет. И теперь, видя ее своими глазами, он опасался, что она не переживет зиму.
Медведица остановилась возле Тео, приложив сухую руку к его лицу.
– Я помнила ее до последней веснушки, до самой легкой улыбки. Спала, но вместо снов видела, как она щурится на солнце, как спутываются от ветра ее рыжие волосы. Помнила глаза моей девочки, ее голос, черты лица. Она следовала за мной по пятам и во снах, и наяву, изо дня в день, и мне казалось, что я сама умерла. Тогда Зоя отвела меня в сад. И после того, как мерлик заглянул в мои глаза, я едва вспоминаю дочь. Я отпустила Мод, и Мод отпустила меня. Настал твой черед.
Озноб пробрал Тео до кончиков пальцев. Отпускать Мод он вовсе не хотел.
Когда страж принцессы исчез за каменной аркой, глава Медведей наклонилась к самой земле, обхватывая руками бурую шею Корфуса. Грудь едва вздымалась при вдохе, а в глазах щипало от невыплаканных слез. Они накапливались годами, но что-то мешало избавиться от горечи, пожиравшей женщину изнутри. На втором этаже дома едва слышно скрипнула оконная рама.
– Нужно пойти к Матушке-медведице. – Антея была готова сорваться на бег сию же секунду, но двоюродная сестра указала ей обратно на стул. Гостья покорно села, хотя внутри все клокотало от тревоги. Хозяйка дома была стара, и встреча с охранником принцессы далась ей тяжело.
Антея, открыв окно, слушала их разговор с нарастающей тревогой – ей казалось, что вот-вот Долор расскажет Матушке про кражу, и тогда не избежать ей самого сурового наказания. Но разговор ушел в другую сторону, о днях минувших, и у девчушки от испуга немели пальцы, пока она связывала воедино все ниточки. На вопрос о том, был ли охранник принцессы когда-то знаком с погибшей Мод, Аоид так скривила лицо, что гостья неловко замолчала. А после Матушке стало плохо, но Аоид будто не было до этого никакого дела – она продолжила плести косы из волос сестры и не спешила ее отпускать. Пальцы двуликой певицы порхали над волосами родственницы, а в голове все бились слова, сказанные когда-то Матушкой. Тогда глава Медведей повторяла их, будто заговоренная, размазывая слезы по пухлым щекам дочери: «Стерпится, Аоид. Забудется. Шрам затянется, а воспоминания утекут, как вода сквозь пальцы».
Но время шло, а память оставалась, и даже мерличьи очи не смогли вытянуть эту боль из сердца молодой певицы. Был предел и их умениям.
«Стерпелось, матушка, – повторяла про себя Аоид, распуская только что доплетенную косу под жалобные стоны двоюродной сестры. – Забылось. Так и скажете Мод, когда она встретит вас в Вечном Океане».
Ночь текла тихо и размеренно. Под мириадами звезд, защищенные от ветров крепкими стенами, мерличьи деревья не знали невзгод. Древесные корни подобно стрелам пронизывали грунт, доставая до водных потоков, а голые ветки тянулись к небу, силясь дотронуться до холодных осколков звезд. Тео знал, что не увидит мерлика, даже если залезет на дерево: они могли растворяться в коре, прятаться в сердцевине древа и выходить лишь по своему желанию. Тео опустился на колени и закрыл глаза. Водному магу оставалось только замереть и молить Санкти, чтобы эта попытка не оказалась напрасной.
Его тело остыло. Ноги ниже колена онемели, в плечах скапливалась усталость. Негнущиеся пальцы рук слегка касались рыхлой почвы, по капле вытягивая из недр земли живительную влагу. Она собиралась в тонкую струю, овивая запястье, и тянулась до самого локтя, растворяясь под кожей.
В нем нет и намека на движение. Пусть мерлик думает, что он – новое дерево в саду. Живет за счет водных истоков, корнями цепляясь за почву, а кожа его – черствая кора с полосами борозд. Сердце в груди бьется не человечье, а воронье, и ребра превращаются в ветви, оплетая спрятанную внутри птицу. Он – столп, неотделимый от полосы земли. Пора его цветения давно ушла, но если коры коснется мерлик, то жизнь разольется по сухим бороздам. Не сможет лесной хранитель бросить чахлое деревце в своих владениях, даже если оно появилось так внезапно. Любовь мерликов к порождениям земли была куда больше, нежели к существам, эту землю топчущим.
А пока… жить Тео будет так, как полагается древу. Мечтать о слабых солнечных лучах и толстом снежном покрывале на своих корнях. О длинных древесных снах, с которыми пройдет зима, а после настанет новый весенний рассвет.
Глубина почти поверил, что стал деревом, когда на его плечо мягко опустилась длинная трехпалая лапа.