Договор 907 года
Руси с Византией был основным итогом и очевидной целью этого похода общерусского войска, племенных ополчений и варяжских дружин объединенной Руси, завершившего сложение той системы отношений с Византией, к которой Русь стремилась, по крайней мере, с 838 г. (отрезок времени, равноценный советскому периоду истории России). Торговая деятельность «русов» X в. на Востоке, в которой обычно видят специфику, если не основное и единственное содержание, деятельности шведов эпохи викингов в Восточной Европе, была тесно связана со всеми последующими, как и предшествующими княжескими походами, точнее же, сами походы своей политической целью имели прежде всего правовое обеспечение этой торговли. В походе Олега, как и в последующих (да и в предыдущем походе Аскольда 860 г.), решающее значение имела предъявленная демонстрация силы, а отнюдь не реальное применение силы – оно оказывалось, на практике, проблематичным по итоговому результату: греческий огонь имперских адмиралов справлялся с русским флотом, а «балканские войны» Святослава показали, что грозные «русы», из-за щитов скьольдгарда «рыкающие, аки львы», все-таки не выдерживают натиска конных фаланг катафрактариев, тяжеловооруженной кавалерии, притягательного примера воинской тактики и эффективного вооружения для западноевропейского рыцарства.Угроза силы как дипломатический прием, со вполне реальными и трагическими неприятностями прибрежных опустошений, где и «русы» и «славяне» действовали с привычной и давно известной византийским грекам варварской свирепостью (Шувалов, 2001: 5–12), была стимулом необходимым и достаточным для переговоров
о стабильной и мирной в дальнейшем деятельности «русов, приходящих в Константинополь», ежегодно пригонявших в Столицу, слава Богу, не боевые корабли, а лесные однодревки – «моноксилы». Переоснащенные «всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами», заранее припасенными для морского перехода (Константин Багрянородный, 1989: 49, Гл. 9), загруженные мехами, воском и медом полюдья, эти безвредные торговые суда доставляли каждый летний сезон привычных «русов», готовых закупать «паволок лише пре 50 золотник» и вполне согласных на имперскую регламентацию все равно весьма выгодной для обеих сторон торговли.Договоры Руси с Византией
, документированные в 907, 912, 944 гг. и последующие годы правления правопреемников «первых князей», с высокой степенью вероятности предполагаемые в 860 г. и, видимо, подразумевавшиеся «посольством 838 года», прежде всего регулярно, при каждой смене «архонта Росии», правителя на киевском престоле, воссоздавали, поддерживали, корректировали правовое поле экспортно-импортной торговли – на константинопольских столичных рынках и торговых базах – великого князя рускаго (Сахаров, 1980: 162–170), его собственной, великокняжеской торговой агентуры, коллектива и членов великокняжеского рода, выделенных договорами «великих князей», «светлых князей» и «всякого княжья» не до конца ныне ясной общерусской иерархии, городовых общин, боярства и «гостей», так или иначе сопричастных к ежегодному «сбыту полюдья» (Рыбаков, 1982). «Великий князь русский» выступает главою и своего рода «менеджером» военно-торговой корпорации «русов», вероятно складывавшейся десятилетиями и веками (по крайней мере, с середины VIII и к середине X столетия, когда она уверенно и стабильно действовала «в трех центрах Руси»), но при этом опирающейся на сеть «славиний», а в силу этого – с начала и до конца процесса неуклонно, неизбежно и необходимо «славянизирующейся» (судя по княжеским именам, к концу IX столетия этот процесс шел уже не одно поколение).«Свободный воинский промысел» русов в Закаспии
, по характеру наиболее близкий «походам викингов» на Западе, в наименьшей мере затрагивал внутренние процессы, отношения и интересы Руси. Поредевшие в боях с мусульманами и хазарами дружины возвращались, неся с собою добычу и серебро, пополнявшие оборот киевских, волжских, новгородских и ладожских рынков. Обустроенные на постоянной службе у воевод «отроки… изоделися суть оружием и порты», остальные «находники» спешили на родину, «за море»; наиболее удачливые могли закончить свой век «лучшими из руси, bastr i ruthi» и упокоиться с конем и наложницей в устланной привозными тканями и дорогими мехами погребальной камере под каким-нибудь из курганов Хемландена Бирки.9.3. Уровни обмена