До 1880-х годов евреи были малозаметны в российском государстве, русской мысли и на русских улицах. Официальная политика была такой же, как по отношению к другим “инородцам”, то есть колебалась между правовой автономией и различными формами “слияния”. Наиболее радикальные средства достижения этих целей – карательные экспедиции и депортации (как в Туркестане и на Кавказе) или насильственное обращение в православие и языковая русификация (как в случае алеутов и поляков) – к евреям не применялись. В остальном административный репертуар был знакомым: от отделения посредством территориальной сегрегации, экономической специализации, религиозной и судебной автономии, административного самоуправления и процентных норм до инкорпорации посредством воинского призыва, обращения в православие, казенного образования, сельскохозяйственной колонизации и усвоения “европейской одежды и обычаев”. Как и в случае большинства российских кочевников, к которым применялись примерно те же меры, воинский призыв был наименее популярной имперской повинностью (хотя евреи, жалуясь на него, выдвигали отличную от других – и характерно меркурианскую – причину, утверждая, что служба в армии несовместима с их экономической ролью и традиционным образом жизни). Официальное обоснование государственной политики тоже было знакомым: выгода для казны, защита православных и защита от православных – в случае отделения; административная стройность и “цивилизационная миссия” – в случае инкорпорации. Евреи были одним из подвидов российских “инородцев”: возможно, самые “хитрые”, но не такие “мятежные”, как чеченцы, не такие “дикие”, как тунгусы, не такие “фанатичные”, как сарты, и не такие вездесущие и безнадежно
И все же есть смысл утверждать, что евреи были в определенном смысле первыми среди неравных. Они были самой большой общиной из тех, что не имели в России признанной родины, самой урбанизованной из всех российских народностей (49 % городского населения в 1897-м – в сравнении с 23 % у немцев и армян) и самой быстро растущей из всех национальных и религиозных групп Европы (в течение XIX века их количество возросло в пять раз). Кроме того, российская индустриализация конца XIX века оказала на них воздействие более существенное и непосредственное, чем на большинство других национально-религиозных общин, поскольку под угрозой оказалось само их существование в качестве специализированной касты. Освобождение крепостных, упадок помещичьего хозяйства и рост роли государства в экономике сделали положение традиционных меркурианских посредников экономически ненужным, юридически сомнительным и физически опасным. Государство взяло на себя сбор налогов, торговлю спиртным и значительную часть внешней торговли; помещики стали сдавать меньше земли в аренду и превратились в привилегированных конкурентов; крестьяне стали продавать больше своей продукции и также превратились в привилегированных конкурентов; промышленники-христиане превратились в конкурентов еще более привилегированных – и более компетентных; железная дорога разорила бродячих торговцев и возчиков; банки обанкротили менял; и все это, вместе взятое, вынуждало многих евреев обращаться к ремесленничеству (т. е. опускаться на дно еврейской иерархии общественного престижа), а многих еврейских ремесленников – заниматься надомным промыслом или наемным трудом (в мастерских и все чаще – на фабриках). И чем больше евреев перебиралось в города, тем масштабнее становилось насилие, которому они подвергались[164]
.