Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Не все преторианские гвардии – или “имперские мамелюки”, как назвал российских немцев один славянофил, – состоят из меркурианцев, и, разумеется, не все меркурианцы состоят в мамелюках (хотя многие могли бы, поскольку главным требованием к мамелюкам является демонстративная чуждость и внутренняя сплоченность). Меркурианцами не были ни жившие у себя дома остзейские бароны, ни немецкие купцы немецкого города Риги, ни многочисленные немецкие крестьяне, импортированные во внутренние районы России. Очевидно, однако, что “немцы”, знакомые большинству российских горожан, были типичными меркурианскими посредниками и поставщиками услуг: ремесленниками, предпринимателями и профессионалами. В 1869 году 21 % всех немцев Санкт-Петербурга были заняты в металлообработке, 14 % работали часовщиками, ювелирами и другими квалифицированными ремесленниками; а 10–11 % – булочниками, портными и сапожниками. В том же году на долю немцев (составлявших около 6,8 % населения Санкт-Петербурга) приходилось 37 % часовщиков, 25 % булочников, 24 % владельцев текстильных фабрик, 23 % владельцев предприятий по обработке металлов, 37,8 % администраторов крупных предприятий, 30,8 % инженеров, 34,3 % врачей, 24,5 % школьных учителей, 29 % воспитателей и гувернеров. Немки составляли до 20,3 % “среднего медицинского персонала” (акушерки, сестры милосердия, хозяйки и работницы аптек), 26,5 % школьных учительниц, 23,8 % классных дам и гувернанток и 38,7 % учительниц музыки и пения. В 1905-м на долю немецких подданных русского царя приходилось 15,4 % корпоративных управляющих Москвы, 16,1 % – Варшавы, 21,9 % – Одессы, 47,1 % – Лодзи и 61,9 % – Риги. В 1900-м по империи в целом российские немцы (1,4 % населения) составляли до 20,1 % основателей компаний и 19,3 % их управляющих (самые высокие относительные показатели среди всех этнических групп). Важнейшие научные учреждения (включая Академию наук) и профессиональные ассоциации России изначально комплектовались немцами и – до середины XIX века, а иногда и позже – пользовались немецким языком в качестве основного[162]

.

Функциональные меркурианцы, естественно, стали символическими антагонистами. В то время как русский фольклор предпочитает вспоминать сражения со степными кочевниками (“татарами”), главными чужаками высокой культуры XIX века были, безусловно, немцы: не те, что жили в Германии и производили тексты, вещи и песни, которые следовало усвоить и превзойти, а свои, внутренние чужеземцы, которые служили России и отдельно взятым русским как портные, ученые, учителя, врачи, гробовщики и губернаторы и которые играли, mutatis mutandis,

роль головы при русском сердце, разума при русской душе, сознательности при русской стихийности. Они олицетворяли расчетливость, распорядительность и дисциплину, чистоплотность, брезгливость и трезвость, бесцеремонность, бестактность и энергичность, сентиментальность, семейственность и отсутствие мужественности (или мужественность, нелепо преувеличенную). Они были полномочными послами современности, “homines rationalistici artificiales”,

которых, в зависимости от обстоятельств, следовало опасаться, уважать или высмеивать. В двух плодотворнейших противопоставлениях русской культуры сонный Кутузов восстанавливает истинный “мир”, игнорируя военную эрудицию своих немецких советников, а спящий Обломов сохраняет ложный мир, уступая любовь своей жизни (и в конечном счете саму жизнь) жизнерадостно трудолюбивому Штольцу. Кутузов с Обломовым и Штольц с немецкими генералами – одни и те же люди. Ни те ни другие (ни “русские”, ни “немцы”) не могут существовать без своего зеркального отражения. Современное российское государство и русская национальная мифология XIX века были построены на этом противопоставлении и неизменно обсуждались в его терминах. Как бы странно это ни звучало в свете того, что произошло в XX веке, немцы были, по роду их занятий и символическому значению, евреями Центральной России (а также значительной части Восточной Европы). Или, вернее, русские немцы были для России тем, чем немецкие евреи были для Германии, – только в гораздо большей степени. Немецкие меркурианцы сыграли такую важную роль в формировании русского культурного самовосприятия, что и их существование, и их внезапное и полное исчезновение воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Отсутствие меркурианцев представляется столь же естественным и постоянным, сколь искусственным и временным кажется их присутствие[163]

.

* * *