Эра Меркурия. Евреи в современном мире

когда священник отправлялся соборовать умирающего христианина, евреи, едва заслышав звон колокольца в руках сопровождавшего его дьякона, быстро покидали улицы и запирались по домам и лавкам, чтобы христиане, опускавшиеся перед проходящим священником на колени, не обвинили их в не приличествующем такому моменту поведении – все преклоняют колени, а евреи остаются стоять. Этого вполне могло хватить для возбуждения антиеврейских беспорядков. То же происходило, когда, например, в праздник Тела Христова по улицам совершалось шествие с иконами и хоругвями. Ни один еврей не смел показаться на улице, потому что иначе его могли обвинить в осквернении святыни[158]

.

Евреи предохранялись от нечистоты при помощи сверхъестественных сил и “умных еврейских голов”; их аполлонийские соседи предпочитали физическую расправу. Насилие было неотъемлемой частью еврейско-крестьянских отношений: редко смертельное, оно постоянно присутствовало как возможность и воспоминание, как существенный элемент крестьянской мужественности и еврейской жертвенности. В Снятине

еврейские мальчики никогда не решались показываться на христианской улице – даже в сопровождении взрослых. Мальчики-христиане издевались над ними, кричали обидные слова, кидались камнями и натравливали на них собак. Те же мальчишки, просто смеха ради, загоняли на еврейские улицы свиней и швыряли навоз в открытые окна еврейских домов[159]

.

В Узлянах, неподалеку от Минска, “наиболее невинным из грозивших евреям зол было развлечение мальчишек: на Пасху они разбивали крутые крашеные яички, ударяя ими по зубам попадавшихся на улице еврейских мальчишек и девчонок”. Церковные праздники, ярмарочные дни, свадьбы и проводы рекрутов в армию были законными поводами для пьянства и драк, а если поблизости оказывались евреи, то и для нападений на них и их имущество. Превосходство “широкой души” над “еврейчиком” выражалось в насилии – точно так же, как превосходство “еврейской головы” над “глупым Иваном” проявлялось в процессе торга и конкуренции. Подобно всем меркурианцам и аполлонийцам, евреи черты оседлости и их соседи-крестьяне нуждались друг в друге, жили бок о бок друг с другом, боялись и презирали друг друга и никогда не переставали верить в собственное превосходство: евреи – побеждая крестьян в сражении умов и хвастаясь этим в своем кругу; крестьяне – избивая евреев за их еврейство и похваляясь перед всем честным народом.

Однако по большей части – пока сохранялось традиционное разделение труда – евреи и их соседи жили как “два одиночества”. Иван редко помышлял об Ицике Мейере – когда не напивался и не оплакивал свою загубленную жизнь. Для Ицика Мейера размышления об Иване были частью его работы, неизбежной составляющей мирской части недели[160].

* * *