Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Только в Латвии, где антинемецкий национализм, рабочее движение и крестьянская война слились в единое, возглавляемое большевиками восстание, доля революционеров порой превышала еврейскую. (Антигосударственная активность поляков, армян и грузин была не столь высока, но все же значительно выше русской.) Еврейский радикализм, подобно бунту русской интеллигенции, основывался на одновременном отрицании семейной патриархии и самодержавного патернализма. Большинство еврейских бунтарей боролись с государством не для того, чтобы стать свободными евреями; они боролись с государством для того, чтобы стать свободными от еврейства – и, таким образом, Свободными. Их радикализм не подкреплялся национализмом, он подкреплялся борьбой с национализмом. Латышские и польские социалисты могли исповедовать универсализм, пролетарский интернационализм и веру в будущую космополитическую гармонию, не переставая быть латышами и поляками. Для многих еврейских социалистов интернационализм означал отречение от еврейства[222].

Русские социал-демократы тоже сражались в одиночестве. Отвергнув российское государство как тюрьму народов, объявив войну российской индустриализации как слишком мучительной или слишком медленной, махнув рукой на русский “народ” как чересчур отсталый или отсталый в недостаточной степени и поставив все на мировую революцию германского производства, они “возненавидели сами себя” в чаадаевской традиции русской интеллигенции. И все же их бунт против отцов не был последовательным отцеубийством. Дети отвергали веру, обычаи, привязанности и имущество родителей, но никто всерьез не предлагал перейти на немецкий язык или снести Пушкинский дом, истинный храм национальной веры. Даже Ленин считал Толстого “зеркалом русской революции” и верил, что российские недостатки могут стать первым шагом к спасению мира.

Многие еврейские социалисты (а после упадка Бунда в 1907 году, вероятно, большинство) были более последовательными. Их родители – подобно родителям Маркса – символизировали и капитализм, и отсталость. Социализм означал (как говорил Маркс) “эмансипацию от торгашества

и денег – следовательно, от практического, реального еврейства”. Большинство мемуаристов из числа еврейских радикалов вспоминают о борьбе с двойным злом традиции и “стяжательства”: еврейская традиция сводилась к стяжательству, а стяжательство, оторванное от еврейской традиции, – это чистой воды капитализм, т. е. “практическое, реальное еврейство”. Евреи были единственными истинными марксистами, потому что только они воистину верили, что их национальность “химерична”, только они – подобно Марксовым пролетариям и в отличие от пролетариев реальных – не имели родины.

Во всем этом, разумеется, нет ничего специфически российского – просто масштабы были беспрецедентно велики, переход к “жизни всех людей на земле” – необычайно труден, а большая часть нейтральных пространств – малы, недоступны или нелегальны. Евреи становились современными людьми быстрее и эффективнее, чем российское общество, российское государство и любая другая община в Российской империи. Это значит, что даже при либеральном режиме нехватка нейтральных пространств сказалась бы на них сильнее, чем на любой другой части населения. Но российский режим либеральным не был, и доля евреев среди жителей “островков свободы” стремительно росла. Антиеврейское законодательство не стало причиной “революции на еврейской улице” (которая часто предшествовала встрече с внешним миром и была направлена против еврейства, а не против антиеврейского законодательства), но оно изрядно способствовало ее распространению и радикализации. Правовое положение евреев замечательно не тем, что оно было более тяжелым, чем положение киргизов, алеутов или русских крестьян, а тем, что оно вызывало столь сильный протест среди столь многих членов общины. В отличие от киргизов, алеутов и крестьян, евреи успешно продвигались в элитные сферы, где они сталкивались с ограничениями, которые считали несправедливыми (наказание за успехи) или устарелыми и потому несправедливыми (религия). Еврейские студенты, предприниматели и представители свободных профессий считали себя (по меньшей мере) равными своим коллегам, но царское государство обращалось с ними как с киргизами, алеутами или крестьянами. Те, которые преуспевали несмотря ни на что, протестовали против дискриминации; остальные предпочитали мировую революцию.

Евреи были не просто наиболее революционной (наряду с латышами) национальной группой Российской империи. Они были самыми лучшими революционерами. По словам Леонарда Шапиро, “именно евреи с их давним опытом использования условий, существовавших на русской западной границе для провоза контрабанды, организовывали доставку подпольной литературы, планировали побеги и нелегальные переходы границы и вообще обеспечивали бесперебойную работу всей организационной машины”[223]

.

Согласно народовольцу Владимиру Иохельсону, уже в середине 1870-х годов