Эра негодяев

— Ого! — спутник подполковника покачал головой и опять замолчал минут на пять. Затем, почесав затылок, спокойно спросил: — Это на севере Италии и в Баварии? Интересно… Где забирать эти ваши комплексы? И под каким соусом?

— На нашем складе в Подольске. Легенду придумаешь сам.

— Какие-нибудь варианты доставки через границу у вас уже есть? Или тоже самому?

— Командование целиком полагается на ваш опыт, Одиссей! — Левченко произнес эту фразу намеренно официально, поджав губы — а затем улыбнулся. Но его собеседник, не заметив улыбки, хмуро ответил:

— Хм. Опыт. Громко сказано… Впрочем, я что-нибудь придумаю. Сколько денег вы на все это отпускаете? И сколько времени?

— Времени — максимум три месяца. К середине февраля товар должен быть на месте. Денег — столько, сколько скажешь. В пределах разумного, конечно.

Спутник Левченко глубоко задумался, потер левой рукой подбородок, затем решительно проговорил:

— Ладно, до какого-нибудь белорусского города я знаю, как довезти ваши трубы. Дальше будет сложнее, но … Безвыходных ситуаций не бывает. Довезем ваш ответ Чемберлену. Они, комплексы ваши, кстати, какого размера? И сколько их будет?

— Метр пятьдесят в длину где-то — это если без упаковки. Всего штук восемь-десять.

— Угу. Хорошо. Мне на первый этап понадобиться где-то тысяч семь в американской валюте и адрес вашего склада.

— Держи. — И Левченко тут же достал из внутреннего кармана пачку стодолларовых бумажек. Отсчитав тридцать штук, остальную сумму он протянул своему собеседнику: — Здесь семь тысяч.

Затем, достав блокнот, он написал несколько слов и, вырвав страницу, также протянул ее спутнику.

— Здесь адрес. Не склада, но места, где я тебя буду ждать. Запомни наизусть, бумажку уничтожь.

— Съесть? — в глазах собеседника Левченко заплясали озорные огоньки.

— Порви на мелкие кусочки, этого будет достаточно.

Спутник подполковника примерно минуту запоминал адрес, а затем, порвав блокнотную страничку, спросил:

— Стало быть, будете бить американцев на взлете, как уток на осенней зорьке?

— Вроде того. И не только американцев.

— Не мое, конечно, дело, но, выпустив ракету, с пустой трубой от нее далеко не ускачешь.

— Не ускачешь.

— Стало быть, придется бросить… А на ей номер заводской. И по тому номеру кому и зачем эта труба была отправлена с завода — при проведении последующего расследования — компетентным органам враз станет ясно. Правильно мыслю?

— Молодец. Только трубы эти не простые… Мы тебе загрузим дубликаты тех комплексов, что во времена варшавского пакта были отправлены восточным немцам. Мы их называем 'близнецами'. И компетентные, как ты говоришь, органы супостата очень быстро узнают именно то, что мы им узнать порекомендуем. И мытарить поэтому они станут нонешних наследников арсеналов ГДР, а вовсе не нашу многогрешную страну. Усек?

— Будем считать, что так. А если поймают стрелка?

— А стрелок будет из числа жертв нападения. Серб или черногорец; Черногория в Европе называется Монтенегро, чтоб ты знал. А вот то, что это мы вооружили оного серба или монтенегра ракетой — взятый ворогом с поличным стрелок ни под каким видом знать не будет. Наоборот, будет уверен, что это его любезное Отечество снабдило его средством наказать коварного агрессора. Ты за это можешь не бояться.

— Хм… Предположим. Куда надо этих 'близнецов' доставить, чтобы было максимально удобно их использовать?

— Хорошо бы в Венгрию или Австрию.

— За Австрию не подпишусь, а вот насчет Венгрии… В общем, есть у меня идейка одна… Да, вот еще. Сбивать вы планируете супостата на взлете, при полном боекомплекте и баках, залитых под пробку. Так?

— Очень надеюсь, что так.

— Предположим. А взлетает супостат с базы в густонаселенной стране — других в Европе нет. Стало быть, падает — ежели ваши монтенегры попадут в него, конечно — на нее же. Скажем, в центр небольшого уютного баварского городка. Двадцать тонн алюминия, керосина и взрывчатки; в самолете невзрывоопасного вещества нынче всего килограмм восемьдесят — тушка пилота. И вся эта музыка взрывается со страшной силой. Как насчет невинных жертв?

Левченко остановился, посмотрел на собеседника; лицо его сделалось жестким.

— Невинных? Ты сказал — невинных?

— Ну да, гражданских. В этой войне невиновных.