Эрагон. Брисингр

Глаэдр рыкнул от неожиданности, когда невидимая сила вдруг прервала их падение; они повисли в воздухе, и он при этом чуть не выпустил из пасти лапу Торна. Потом та же неведомая сила понесла их вверх, все выше и выше, пока тот город внизу, похожий на разрушенный муравейник, не превратился в некое неясное пятно, а воздух стал настолько разреженным, что даже Глаэдру было трудно дышать.

«Интересно, как там этот молокосос? – озабоченно подумал Глаэдр. – Уж не пытается ли он покончить с собой?»

И тут Муртаг снова заговорил, однако теперь его голос звучал иначе – он стал мощнее, глубже, громче, чем раньше, и от него в небесной вышине разносилось гулкое эхо. Глаэдр почувствовал, как чешуя на нем встала дыбом: он узнал этот голос, голос своего извечного врага!

– Значит, вы все-таки уцелели, Оромис и Глаэдр! – громко и отчетливо произнес Гальбаторикс. Слова выкатывались у него изо рта, точно округлые гладкие камни; он говорил уверенно и почти дружелюбно, тоном опытного оратора, способным обмануть кого угодно. – Я, правда, давно уже подозревал, что эльфы прячут от меня дракона или Всадника. Приятно видеть, что мои подозрения подтверждаются.

– Сгинь, пропади, проклятый клятвопреступник! – крикнул Оромис. – И не жди от нас пощады!

Гальбаторикс засмеялся.

– Ну что это за приветствие! Стыдись, Оромис-элда! Неужели за последний век эльфы совсем забыли свою хваленую учтивость?

– Ты заслуживаешь учтивого приветствия не больше, чем бешеный волк!

– Ну-ну, Оромис! А помнишь, что ты говорил мне, когда я предстал перед тобой и другими Старшими? Ты сказал тогда, что гнев – это яд, который следует изгнать из своего сердца, иначе он отравит твою душу, даже самую лучшую ее часть. Между прочим, сейчас тебе самому стоило бы последовать собственному совету.

– Ты не собьешь меня с толку своим змеиным языком, Гальбаторикс! Ты омерзителен мне, и уж мы с Глаэдром постараемся во что бы то ни стало тебя уничтожить! Даже ценой собственной жизни, если потребуется.