Польщенный, Эрагон склонил голову и повиновался. Когда он умолк, настало время и Сапфире представить эльфам свою работу. Дракониха взлетела, мгновенно исчезнув в ночном небе, и вскоре вернулась, неся зажатый в когтях огромный черный камень, величиной с трех взрослых мужчин. Приземлившись, Сапфира установила камень вертикально посреди зеленой лужайки, чтобы он всем был хорошо виден. Поверхность камня странно блестела – видимо, она была оплавлена, а затем Сапфира каким-то образом придала ей удивительную форму: бесчисленные замысловатые извивы, переплетающиеся между собой и похожие на внезапно замерзшие волны. Бороздчатые языки то сливались, то расходились такими крутыми спиралями, что глаз не в состоянии был до конца отследить ни одно из направлений.
Поскольку Эрагон тоже видел эту скульптуру впервые, он глядел на нее с не меньшим интересом, чем эльфы.
«Как ты это сделала?» – мысленно спросил он Сапфиру.
Она даже зажмурилась от удовольствия:
«Просто лизала расплавленный камень».
Она вдруг низко наклонилась и выдохнула мощный язык пламени прямо на камень, окутав его золотистым ореолом. Лучи этого света протянулись, казалось, прямо к звездам, цепляясь за них своими тонкими сияющими пальцами. Наконец Сапфира сомкнула челюсти, и тонкие неровные края этой необычной скульптуры зарделись вишнево-красным, а в углублениях и впадинах заплясали маленькие огоньки. Казалось, извивы волн на поверхности камня ожили, зашевелились… Это было так красиво и необычно, что эльфы завопили от восторга, хлопая в ладоши и танцуя вокруг камня. Кто-то воскликнул:
– Превосходно, Сверкающая Чешуя!
«Это было прекрасно!» – с восхищением сказал ей и Эрагон.
Сапфира благодарно ткнулась носом ему в руку:
«Спасибо, малыш!»
Затем свой дар принес старый Глаэдр: плаху красного дуба, на которой он своим острым когтем вырезал Эллесмеру такой, какой она видится с высоты птичьего полета. Затем Оромис представил свое подношение: свиток с каллиграфически написанным текстом – копией «Лэ о Мореходе Вестари», – который он так долго иллюстрировал. Эрагон часто наблюдал во время уроков, как он это делает. В верхней части свитка стройными рядами располагались иероглифы древнего языка, а нижнюю занимала панорама некоего фантастического ландшафта, выполненная с поразительным мастерством и детальной точностью.
Вдруг Эрагон почувствовал, как Арья берет его за руку и тянет за собой к дереву Меноа. Когда они остановились, она сказала:
– Смотри, волшебные огни начинают угасать. Осталось всего несколько часов, и с приходом зари мы должны будем вернуться в холодный мир разума.
Вокруг дерева вновь собирались эльфы, их лица сияли в предвкушении предстоящего зрелища. Королева Имиладрис, важно проследовав сквозь толпу, вновь поднялась на тот же широкий искривленный корень, остановилась у самого ствола и повернулась лицом к толпе эльфов.
– Согласно традиции, соединившей судьбы эльфов и драконов и установленной после окончания Войны еще королевой Тармунорой, первым Всадником Эрагоном и белым драконом, достойнейшим представителем своего народа – хотя имя его и невозможно произнести ни на нашем, ни на каком-либо ином языке, – мы раз в сто лет собираемся, чтобы отметить великий праздник нашей Клятвы Крови песнями, танцами и плодами наших трудов. Когда мы в последний раз отмечали Агэти Блёдрен, положение наше было поистине отчаянным. С тех пор оно несколько изменилось к лучшему – и это результат наших совместных усилий. Эльфы, гномы и вардены немало потрудились для этого, хотя Алагейзия по-прежнему пребывает под мрачной тенью Проклятых, а мы по-прежнему вынуждены стыдиться того, что так подвели драконов, отказав в помощи Всадникам.
Из некогда столь многочисленного ордена Всадников ныне уцелели только Оромис с Глаэдром. Бром и те немногие, что также тогда сумели спастись, за прошедшее столетие ушли в небытие. Однако мы обрели новую надежду в лице Эрагона и Сапфиры! И в высшей степени справедливо, что сегодня они празднуют вместе с нами, и мы можем полностью подтвердить данную тремя нашими народами клятву.
По знаку королевы эльфы расчистили довольно широкое пространство возле дерева Меноа и по всему периметру освободившегося круга расставили светильники на резных шестах. У корней дерева тут же собрались музыканты с флейтами, арфами и барабанами. Арья вывела Эрагона на самый край этого круга, и он уселся между нею и Оромисом, а Сапфира и Глаэдр разместились по обе стороны от них, похожие на сверкающие самоцветами утесы.
– Теперь смотрите внимательно, – тихо сказал Эрагону и Сапфире Оромис, – все это для вас очень важно, ведь это наследие Всадников.
Когда все расселись, две молодые эльфийки вышли в центр круга и встали спиной к спине. Они были очень красивы и очень похожи друг на друга, только у одной волосы были черными, как вода в лесном озере, а у другой они сияли, как полированное серебро.
– Это наши Хранительницы, Идуна и Нёйя, – шепнул Оромис.
Благден, сидевший на плече Имиладрис, каркнул:
– Вирда!