Эрагон. Возвращение

«Всего час. Я бы осталась с тобой, но меня вместе с Оромисом и Глаэдром попросили завершить церемонию. Жаль, ты не видел, что здесь творилось, когда ты потерял сознание! Эльфы чуть с ума не сошли! Ничего подобного никогда не случалось!»

«Это ты все устроила?»

«Не только я. Глаэдр тоже. Такое воздействие оказала на тебя древняя память наших предков, обретя форму и содержание благодаря магии эльфов. Это она снизошла на тебя и передала тебе все умения, которыми обладаем мы, драконы, потому что именно в тебе – наша самая большая надежда: избежать полного исчезновения».

«Я не понимаю…»

«А ты посмотри на себя в зеркало, – предложила Сапфира. – А потом отдохни еще, тебе нужно восстановить силы. Я вернусь на заре».

И связь прервалась. Эрагон встал с постели и с удовольствием потянулся. «Странно, – думал он, – но я чувствую себя просто превосходно». Он прошел в умывальную, взял зеркало, перед которым брился, подошел с ним к ближайшему светильнику…

И замер, пораженный.

Ему показалось, что за тот час, что он проспал, завершились бесчисленные перемены, которые происходят со всеми Всадниками, совершенно порой меняя их облик; он и сам замечал эти перемены – они начались с тех пор, как он связал свою судьбу с Сапфирой. Но теперь он смотрел на себя и не узнавал собственного лица: оно стало нежным и чуть угловатым, как у эльфа, да и уши совсем заострились, а глаза стали чуточку раскосыми. Кожа была белой, как алебастр, и, похоже, слабо светилась, словно покрытая каким-то волшебным составом. «Да я теперь прямо как эльфийский принц!» Раньше Эрагону и в голову бы не пришло использовать подобное сравнение, да еще по отношению к себе самому, но иных слов он не находил; пожалуй, единственным словом, которое способно было описать его нынешний облик, было слово «прекрасный». Он действительно очень походил теперь на эльфа, но все же явно не был эльфом. Особенно если присмотреться внимательнее: нижняя челюсть мощнее, чем у остролицых эльфов, да и все лицо шире, брови значительно гуще. Эрагон был теперь красивее любого из людей, но по сравнению с эльфами казался все же куда более грубым и мощным.

Дрожащими пальцами Эрагон ощупал шею и спину вдоль позвоночника в поисках страшного шрама.

Но шрама не было!

Он сорвал с себя рубашку и попытался рассмотреть спину в зеркале. Но спина оказалась совершенно гладкой, как и до сражения в Фартхен Дуре. Слезы навернулись ему на глаза. Пальцы снова скользнули по тому месту, где Дурза оставил свой ужасный след, и Эрагон окончательно понял: этот след исчез и спина никогда больше не будет его беспокоить.

Исчезла и жуткая подавленность последних недель, и все полученные им шрамы и ссадины – кожа была чистой, как у новорожденного младенца. Эрагон попытался обнаружить хотя бы старый шрам на запястье – он еще в детстве порезался, когда точил для Гэрроу косу, – но не нашел и этого шрама. Уродливые шрамы на внутренней стороне бедер – свидетельство его первого полета верхом на Сапфире – тоже куда-то пропали. На секунду ему даже стало грустно: ведь все это были знаки, отмечавшие его жизненный путь, но сожаление быстро прошло, ведь теперь все его былые раны и увечья были полностью исцелены.

«Я стал таким, каким и должен был стать», – думал Эрагон, глубоко вдыхая пьянящий воздух.

Бросив зеркало на постель, он стал одеваться. Он надел свои лучшие одежды – алую рубаху, расшитую золотой нитью, пояс, отделанный белым жадом, теплые штаны из толстой шерстяной материи и легкие матерчатые сапоги, столь любимые эльфами. Не забыл он и кожаные наручи, подаренные ему гномами.

Спустившись с дерева, Эрагон побрел по Эллесмере, где еще вовсю царило веселье. Никто из эльфов не узнавал его, хотя все радостно с ним здоровались, принимая его за своего, и приглашали присоединиться к ним.

Эрагону казалось, что он не идет, а плывет по темному ночному лесу; все его чувства были предельно обострены и словно вибрировали от нахлынувших на него новых звуков, запахов, ощущений. Теперь он, например, отлично видел и в темноте. Или, едва коснувшись листка, мог сразу сказать, сколько на нем ворсинок. Он мог определить любой запах – как волк или дракон. Он мог слышать топоток мыши в траве и шелест сосновой чешуйки, падающей на землю. Стук собственного сердца казался ему грохотом огромного барабана.