Как же я обрадовался голосу Артема! Точно фронтового товарища встретил. Умей плакать, прослезился бы. Нахлынули воспоминания из прошлой жизни. Да, из прошлой. Все, что было до Зоны, казалось отдельной жизнью, в которую уже не верилось. Через трубку из родной дали до меня донесся нежный запах прохладных ладошек Люды, щека дернулась от неожиданно ощутимого соприкосновения с мягкой щекой Машки, пахнущей парным молоком и детским шампунем. Перед глазами встали серые неприметные улочки Брянска. Никогда не думал, что буду по ним скучать.
Артем еле дозвался до меня. Я провел по лицу ладонью, смел с него ностальгические переживания.
— Тёмыч, нужна твоя помощь.
Я по-военному быстро ввел друга в курс дела: есть лекарство для Люды, жду в Белоруссии, в Гдене, поспеши. Артем начал задавать много лишних вопросов, я не ответил ни на один.
— Тём, потом, при встрече. Выезжай, жду.
— Совсем ничего не расскажешь?
— Как Люда?
Молчание.
— Держится, — по интонации я понял, что жене совсем плохо.
— А Машка?
— Машка всех нас переживет, — оживился Артем.
— Андрейка присматривает за ними?
— Его жена. Он работает.
— Ну и ладненько, — вздохнул я. — Крепко жму воображаемую лапу, жду в гости. Давай.
— Постой…
Я повесил трубку, иначе разговор затянулся бы надолго. Стоял, не шевелясь, несколько минут. Ничего не видел, кроме Люды, прокручивал раз за разом наше прощание друг с другом. Только бы дождалась…
До чего же хороша русская баня! Особенно после долгих скитаний и лишений. Я самозабвенно тер мочалкой и пемзой свою заскорузлую шкуру, с удовольствием отмечая на ней темные катышки. Грязь из распаренной кожи вымывалась, выдиралась, выскребалась. Казалось, радиация въелась в нее, и я пытался добраться до каждой поры. Глядя на меня, наверное, можно было подумать, что я хочу сбросить кожу.
Как же давно я мечтал хорошенько помыться! Даже на агропромовской базе в моем распоряжении был лишь быстрый душ с теплой, а то и вовсе ледяной водой. Когда дед Иван, морща нос, сообщил, что на задворках стоит баня, я почувствовал себя миллионером. Ох, как я хлестал березовым веником Альта! Заставил вспомнить всех прародителей до пятого колена. Сталкер потом пытался отыграться, но я только довольно кряхтел.
Вернулся в дом точно новым человеком. Груз последних дней слетел с плеч. Я упал на диван в зале и с интересом присоединился к просмотру вечерних новостей. На время проживания в деревне дед Иван выделил мне и Альту вещи из собственного гардероба. Старые, тертые, не по размеру, но чистые. Я был доволен, что кот, объевшийся сметаны. Неприятное — большую стирку — отложил на завтра.
Когда минуло десять вечера, дед Иван скомандовал отбой. Предупредил, что встает рано, поэтому нам лучше лечь сейчас. Под его излишним руководством разложили в зале диван — получилась полуторная кровать. Сытый, вымытый, в тепле и в почти мягкой почти постели — не Рай, конечно, но где-то на пути к нему.
Альт раздеваться не стал. Он привык спать в готовности разом вскочить и скрыться или принять бой. От комфорта он тоже отвык, потому лег на полу. Дед Иван покричал немного, но понял, что бесполезно и гостю в самом деле так удобнее.
Спал я плохо. Раньше все тревоги отметало спиртное, теперь же они навалились на меня скопом. Сердце билось учащенно, а мои девочки виделись слишком ярко, словно наяву. Непрестанно представлялась встреча с Артемом: то так, то эдак. Вдруг не приедет? Вдруг арт возьмет, а по дороге что случится? Вдруг, вдруг…
Утром я поднялся с больной головой и дурными глазами. Позавтракал прихваченным с Янова и засобирался в магазин за продуктами. Дед Иван тут же отговорил:
— Пьянь какая прицепится, лучше я сам. Да и любопытные понабегут. Новое лицо у нас не часто встречается.
— Рано или поздно все равно узнают, что живешь не один.
— Ко мне никто не ходит. Разве Кузьмич когда на бутылку попросит. А зимой тем более все по домам сидят. Одни алики чкаются. Что им мороз, когда водка греет?
— Все равно узнают. Для одного многовато тут покупать.
— А, быть может, я на неделю запасаюсь. Старому ходить по сугробам несподручно. А узнают, так иттить их так.
Я поскреб заросшую скулу, махнул и отсчитал старику деньги. Может, правда, нам с Альтом было лучше не светиться, хотя кого можно опасаться в Богом забытой Гдени, я не представлял.
По словам деда Ивана, сосчитать жителей деревни хватило б пальцев рук. С крыльца поверх забора я разглядел как относительно свежие аккуратные домики из белого кирпича, так и приземистые бревенчатые. Как узнал позже, многие пустовали. После развала СССР Гдень оказалась в буфере между украинским загранпостом и белорусским. Получилось так, что имевшие родственников за речкой, по закону были обязаны совершить целую одиссею, когда по сути до родных рукой подать. Одна женщина даже отсидела год в колонии за незаконное пересечение украинской границы.