Эркюль Пуаро

С Марджори же, напротив, Пуаро сразу же повезло. У нее не было ни одной из привычек, свойственных «старой, верной прислуге». Она была первоклассной кухаркой, и, похвалив со знанием дела ее стряпню, собеседник мгновенно нашел дорогу к ее сердцу и языку. Воспоминания Марджори были, правда, несколько специфическими:

– В тот день, когда умер хозяин, я как раз приготовила к ужину шоколадное суфле, приберегла для этого полдюжины яиц, благо молочник – мой приятель, а еще у меня было немного сливок, уж и не спрашивайте, как я их раздобыла.

Столь же детально были охарактеризованы другие блюда, подававшиеся в тот день. Остатки ужина прикончили на кухне. В общем, несмотря на всю словоохотливость Марджори, Пуаро не узнал от нее ничего ценного.

Покинув кухню, Пуаро закутался парой шарфов, дабы уберечься от холодного воздуха Северной Англии, и вышел в сад, где Элен Абернети срезала поздние розы.

– Выяснили что-нибудь новое? – поинтересовалась она.

– Ничего. Но я ни на что и не рассчитывал.

– Знаю. С тех пор как мистер Энтвисл сообщил мне, что вы приедете, я сама пытаюсь докопаться хоть до чего-нибудь, но увы...

Она помолчала и затем спросила с надеждой в голосе:

– Может быть, на самом деле все это просто мираж?

– Убийство с применением топора – мираж?

– Я не думала о Коре.

– А я как раз думаю о ней. Для чего кому-то понадобилось убивать ее? Мистер Энтвисл сказал мне, что в ту самую минуту, когда Кора Ланскене произнесла свою несуразную фразу,

вы и сами почувствовали что-то неладное. Это так?

– Да... но я не знаю...

– Что именно было «неладно»? – перебил ее Пуаро. – Неожиданно? Удивительно? Странно... тревожно или страшно?

– О нет, только не страшно. Просто что-то такое... нет, не могу припомнить, да это и не важно.

– Но почему вы не можете вспомнить? Что-нибудь тогда отвлекло ваши мысли, что-то более важное?

– Пожалуй, тут вы правы. Наверное, это было упоминание об убийстве. Оно отодвинуло все остальное на задний план.

– Быть может, это была реакция какого-то конкретного лица на слово «убили»?

– Вероятно... Но не помню, чтобы я обратила внимание на кого-либо. Мы все уставились на Кору.

– Тогда, возможно, вы что-то услышали? Какой-то звук... Что-нибудь упало... или разбилось?

Элен нахмурила лоб, напрягая память.

– Нет... не думаю.

– Хорошо, оставим пока. В конце концов, это, наверное, не имеет значения. Теперь скажите мне, мадам, кто из присутствовавших там знал Кору лучше всех?

Элен задумалась.

– Я полагаю, Лэнскомб. Он помнит ее еще ребенком. Горничная Джанет поступила в дом уже после того, как Кора вышла замуж и уехала.

– А кроме Лэнскомба?

– Пожалуй, я, – поразмыслив, сказала Элен. – Мод ее практически не знала.

– Тогда, исходя из того, что вы знали ее лучше, чем остальные, скажите: почему, по вашему мнению, она задала свой нелепый вопрос?

Элен улыбнулась:

– Ну, это было так характерно для Коры.

– Значит, это была просто bêtise?[12] Она выпалила, не думая, то, что взбрело ей в голову? Или же тут был какой-то умысел? Не захотелось ли ей, например, позлить и встревожить окружающих?

Собеседница помолчала.

– Никогда нельзя быть уверенным в человеке полностью, не правда ли? Я лично не могу с уверенностью сказать, была ли Кора просто наивной или хотела своими выходками привлечь к себе внимание. Вы ведь это имеете в виду?

– Да. Я рассуждал так: допустим, эта миссис Кора сказала себе: «Вот будет забавно спросить, не был ли Ричард убит, и посмотреть, как все они при этом будут выглядеть». Можно ли было ожидать от нее такого?

Во взгляде Элен появилось сомнение.

– Не исключено. У нее, безусловно, было странное, озорное чувство юмора, какое иногда бывает у детей. Но что из того?

– Это лишний раз доказывает, насколько опасно шутить с такой вещью, как убийство, – сухо ответил Пуаро.

Элен содрогнулась.

– Бедная Кора!

Пуаро переменил тему разговора:

– Миссис Тимоти Абернети ночевала здесь после похорон?

– Да.

– Вы говорили с ней о сказанном Корой?

– Да. Она считает, что это просто возмутительно, но вполне в Корином духе.

– Но она не приняла этого всерьез?

– Нет, я уверена, что нет.

Пуаро подумал, что второе отрицание прозвучало несколько нерешительно, но разве не бывает так всегда, когда человек пытается припомнить что-то из прошлого?

– А вы сами, мадам? Вы отнеслись к этому серьезно?

Глаза Элен Абернети казались очень голубыми и удивительно юными. Особенно по контрасту с поднимающимися от висков волнами седых волос. Она подумала и сказала:

– Думаю, что да, мосье Пуаро.

– Из-за появившегося у вас ощущения, будто что-то неладно?

– Возможно.

Пуаро подождал, но Элен больше ничего не добавила, и он продолжил:

– Насколько мне известно, отношения между миссис Ланскене и ее семьей были натянутыми?

– Да. Никому из нас не нравился ее муж, ее это обижало, и отчуждение все росло.

– И тем не менее ваш деверь внезапно отправился навестить ее. Почему?

– Не знаю... Может быть, он знал или догадывался, что долго не протянет, и хотел помириться с ней перед смертью... Но я действительно не знаю.

– Он не говорил вам?

– Говорил мне?