Эркюль Пуаро

Он наблюдал за ней: она сидела неподвижно, обдумывая его слова. Он говорил себе: «Сейчас я должен буду сказать ей... Сейчас она узнает, кто я такой... Может быть, она сначала и не поверит».

Фрэнсис Клоуд вздохнула и выпрямилась в кресле.

– Понятно, – сказала она. – Растрата чужих денег. Или, если это неточное слово, нечто в этом роде. В общем как молодой Вильямс.

– Да, но на этот раз... Ты не понимаешь... ответственность несу я. Я пустил в дело фонды, которые были доверены мне на хранение. До сих пор мне удавалось заметать следы...

– Но теперь все должно выйти наружу?

– Если только я не смогу найти необходимые деньги, и притом быстро.

Никогда в жизни он не испытывал подобного позора. Как она это примет?

В данный момент она принимала это очень спокойно. Но, впрочем, подумал он, Фрэнсис никогда не устраивает сцен. Никогда не упрекает, не бросает обвинений.

Подперев рукой щеку, она в задумчивости хмурила брови.

– Как глупо, что у меня нет своих денег.

Он сказал:

– Существует твоя брачная дарственная запись, но...

Она отмахнулась:

– Я думаю, этих денег уже нет.

Он промолчал. Затем сказал, с трудом подбирая слова, своим бесцветным голосом:

– Мне очень жаль, Фрэнсис. Не могу выразить, как жаль. Ты заключила невыгодную сделку.

Она посмотрела на него в упор.

– Ты уже говорил это. Что ты имеешь в виду?

Джереми сказал, преодолевая волнение:

– Когда ты была так добра, что согласилась выйти за меня замуж, ты была вправе ожидать... ну, честности... жизни без забот.

Она смотрела на него в полном изумлении.

– Постой, Джереми. Как ты думаешь, почему я вышла за тебя замуж?

Он слегка улыбнулся:

– Ты всегда была верной и преданной женой, дорогая. Но едва ли я могу льстить себе мыслью, что ты приняла бы мое предложение при... м-м-м... других обстоятельствах.

Она с удивлением посмотрела на него и вдруг разразилась смехом:

– Ты глупый старый сухарь! Так вот какие романтические бредни скрываются за твоей внешностью невозмутимого законника! Так ты в самом деле считаешь, что я вышла за тебя в благодарность за спасение отца от этой волчьей стаи – or руководителей Клуба жокеев et cetera?[69]

– Ты так сильно любила отца, Фрэнсис...

– Я была предана папе! Он был ужасно мил, и с ним было так забавно жить! Но если ты думаешь, что я могла продать себя семейному поверенному, чтобы спасти отца от того, что ему всю жизнь угрожало, значит, ты никогда меня по-настоящему не знал. Никогда.

Она не отрываясь глядела на него. «Невероятно! – думала она. – Прожить в браке более двадцати лет и не знать, о чем думает твой муж! Да и как это можно узнать, если у него совершенно иной склад ума, совсем не похожий на мой собственный. Он романтик, глубоко прячущий свой романтизм, но все-таки романтик. Все эти книги Стэнли Веймана у него в спальне. Хоть они должны были надоумить меня. Дорогой мой глупыш!»

Она сказала:

– Я вышла за тебя потому, что, разумеется, любила тебя.

– Любила? Но что ты могла найти во мне?

– На этот вопрос я, право, затрудняюсь ответить. Ты был таким непохожим, так сильно отличался от всей папиной компании. Уж одно то, что ты никогда не говорил о лошадях. Ты и представить себе не можешь, до чего мне надоели эти лошади и разговоры о шансах на выигрыш кубка в Ньюмаркете. Ты пришел к обеду однажды вечером – помнишь? И я сидела рядом с тобой, и спросила у тебя, что такое биметаллизм[70], и ты рассказал мне – объяснил

что это такое! Это заняло все время обеда. (Обеда из шести блюд – мы в это время были при деньгах и держали французского повара!)

– Это, наверное, было ужасно скучно, – сказал Джереми.

– Это было захватывающе интересно! Никогда никто до этого не разговаривал со мной всерьез. Ты был так вежлив, но, казалось, тебе было все равно, хорошенькая я или нет. Это задело меня за живое. Я поклялась себе, что ты обратишь на меня внимание.

Джереми Клоуд сказал угрюмо:

– Я-то обратил на тебя внимание сразу. Придя после того обеда домой, я долго не мог уснуть... На тебе тогда было голубое платье с васильками...

Некоторое время они молчали. Затем Джереми сказал:

– Ах, это было так давно...

Она быстро пришла к нему на помощь:

– А теперь мы – немолодые супруги, находящиеся в затруднительном положении.

– После того, что ты мне только что сказала, Фрэнсис, мне в тысячу раз труднее. Этот позор...

Она прервала его: