Эркюль Пуаро

В ушах зазвенела стихотворная строка:

И жизнь, и мир, и я самаСовсем переменились...

А Роули? Вот Роули не изменился.

Да. В этом все дело. Роули не изменился. Роули такой же, каким она оставила его четыре года назад.

Хочет ли она выйти замуж за Роули? Если нет, то чего же она хочет?

В роще, у нее за спиной, затрещали ветки. Кто-то прокладывал себе дорогу. Мужской голос чертыхнулся.

Она вскрикнула:

– Дэвид!

– Линн! – Продираясь сквозь кустарник, он удивленно глядел на нее. – Что вы здесь делаете?

До этого он бежал и слегка запыхался.

– Не знаю. Просто думаю. Сижу и думаю. – Она смущенно засмеялась. – Кажется, уже поздно.

– Вы не знаете, который час?

Она мельком взглянула на свои ручные часы.

– Опять стоят. Я действую парализующе на все часы.

– Не только на часы, – сказал Дэвид. – Это действует ваш электрический заряд. Жизненная сила. Вы – сама жизнь.

Он подошел к ней, и с чувством неясного беспокойства она поднялась на ноги.

– Становится совсем темно. Мне нужно спешить домой. Который час, Дэвид?

– Четверть десятого. Я должен бежать со всех ног. Мне необходимо поспеть на лондонский поезд девять двадцать.

– Я не знала, что вы вернулись из города.

– Мне надо было взять кое-что из Фарроубанка. Но я обязательно должен поспеть на этот поезд. Розалин одна, а она сама не своя, когда остается в Лондоне ночью одна.

– В гостинице? – В голосе Линн прозвучало презрение.

Дэвид резко сказал:

– Страх не знает логики. Когда переживешь бомбежку...

Линн стало стыдно. С раскаянием в голосе она сказала:

– Извините, я забыла.

С внезапной горечью Дэвид воскликнул:

– Да, это скоро забывается, все забывается. Снова нам ничто не угрожает. Мы опять ручные, опять там, где были, когда заваривалась кровавая каша. Прячемся в своих вонючих норках, ищем безопасности. И вы, Линн, вы совершенно такая же, как и все!

Она воскликнула:

– Нет! Я не такая, Дэвид. Я только что думала...

– Обо мне?

Его порыв потряс ее. Он обнял ее, прижал к себе, яростно целовал горячими губами.

– Роули Клоуд? – прошептал он. – Этот олух. Да нет же, Линн, ты – моя!

Вдруг так же внезапно, как обнял, он отпустил, почти оттолкнул Линн от себя.

– Я опоздал на поезд.

Он опрометью бросился бежать вниз по склону.

– Дэвид!..

Он повернул голову и крикнул ей:

– Я позвоню тебе, когда доберусь до Лондона...

Она смотрела, как он бежал в сгущающихся сумерках – сильный, мускулистый, легкий.

Выбитая из колеи, со страшно стесненным сердцем, не в силах собраться с мыслями, она направилась к дому.

Прежде чем переступить порог, она помедлила... ей хотелось избежать нежностей матери, ее вопросов... матери, способной занять пятьсот фунтов у людей, которых презирает.

«Мы не имеем права презирать Розалин и Дэвида, – думала Линн, тихо пробираясь к себе наверх. – Мы такие же, как они. Готовы сделать все что угодно, абсолютно все ради денег».

Она постояла в своей комнате, с любопытством разглядывая свое лицо в зеркале. «Совершенно чужое лицо», – думала она.

Внезапно ее охватил приступ гнева.

«Если бы Роули действительно любил меня, – пронеслось в голове, – он сумел бы достать эти пятьсот фунтов. Сумел бы, непременно сумел. Он не позволил бы мне чувствовать себя униженной перед Дэвидом... Дэвид сказал, что позвонит мне, когда приедет в Лондон...»

Она сошла вниз как во сне. «Сны, – думала она, – бывают очень опасными...»

ГЛАВА 14

– Наконец-то ты вернулась, Линн, – с облегчением произнесла Адела. – А я и не слышала, как ты вошла. Давно ты уже дома?

– Целую вечность. Я была наверху.

– Лучше говори мне, когда возвращаешься. Я беспокоюсь, если ты гуляешь одна в темноте.

– Ну что ты, мамочка, разве я не смогу, в случае чего, за себя постоять?

– В последнее время в газетах сообщалось о таких ужасах. Эти демобилизованные пристают к девушкам.

– Наверно, девушки сами хотят, чтобы к ним приставали.

Она улыбнулась довольно грустной улыбкой. Да, девушки хотят острых ощущений. Кому, в конце концов, нужна безопасность?..

– Линн, дорогая, ты не слушаешь меня?

Усилием воли Линн заставила себя вернуться к действительности. Мать все это время о чем-то говорила...

– Что ты сказала, мамочка?

– Я говорила, дорогая, о подружках на твоей свадьбе. Надеюсь, они смогут сшить себе платья на свои талоны. Хорошо, что и ты получила эти спецталоны при демобилизации. Мне ужасно жаль тех девушек, которые выходят замуж, ничего не имея, кроме обычных карточек. Им, бедняжкам, приходится довольствоваться своими старыми вещами и теми пустяками, которые можно купить по карточкам. А ты, Линн, право, счастливая. Если учесть, что у всех нас почти не осталось приличного белья, то тебе, конечно, повезло.

– О да, очень повезло...

Она беспокойно ходила по комнате, брала в руки какие-то предметы, снова ставила их на место.

– Почему ты так нервничаешь, дорогая? Мне делается как-то не по себе.

– Извини, мамочка.

– Что-нибудь случилось?

– Что могло случиться? – резко ответила Линн.