Эркюль Пуаро

– Не Винни Кинг, нет. Винни похитили еще в Лондоне. Наша быстро меняющаяся artiste заняла ее место. Мисс Буршо никогда не видела Винни Кинг; как она могла знать, что школьница с косичками и скобкой на зубах – это не Винни Кинг? Пока все идет хорошо, но самозванка не может позволить себе явиться сюда, так как вы были знакомы с настоящей Винни. Поэтому она исчезает в туалете и – бац! – выходит оттуда женой человека по имени Джим Эллиот, в чей паспорт вписана жена! Светлые косички, очки, грубая пластинка на зубах, хлопчатобумажные чулки – все это можно спрятать в укромном месте. Но от грубых, неизящных туфель и шляпки – этой жесткой английской шляпки – приходится как-то избавиться, и они летят в окно. Позже настоящую Винни перевозят через пролив – никто не ищет больную, одурманенную девочку, которую везут из Англии во Францию, – и тихо высаживают на обочине шоссе. Если ее все время пичкали скополамином, она очень мало помнит о том, что произошло.

Мисс Поуп во все глаза смотрела на Пуаро.

– Но зачем? Какова причина такого бессмысленного маскарада? – спросила она.

– Багаж Винни! – серьезно ответил Пуаро. – Эти люди хотели переправить контрабандой из Англии во Францию кое-какую вещь, ту, что искали все таможенники, – краденый товар. Но какое место может быть более безопасным, чем сундук школьницы? Вас все знают, мисс Поуп, ваше учебное заведение пользуется заслуженной известностью. На Северном вокзале сундуки мадемуазель маленьких пансионерок пропускают одним грузом. Это же широко известная школа мисс Поуп! А потом, после похищения, что может быть естественнее, чем послать за багажом девочки якобы представителя префектуры?

Эркюль Пуаро улыбнулся:

– Но, к счастью, в школе принято распаковывать сундуки по прибытии, и ваш подарок от Винни вынули, – только это был не тот подарок, который Винни уложила в Кранчестере.

Он подошел к ней.

– Вы отдали эту картину мне. Теперь смотрите: вы должны признать, что она не подходит для вашей школы для избранных.

Он протянул ей полотно. Словно по волшебству, Кранчестерский мост исчез. Вместо него на нем появилась античная сцена в темных, тусклых тонах.

– «Пояс Ипполиты», – тихо произнес Пуаро. – Ипполита отдает свой пояс Гераклу. Картина Рубенса. Великое произведение искусства – mais tout de même[37] не вполне подходящее для вашей гостиной.

Мисс Поуп слегка покраснела.

Рука Ипполиты лежала на поясе – больше на ней ничего не было... У Геракла на одно плечо была небрежно наброшена шкура льва. Плоть Рубенса – богатая, чувственная плоть...

Мисс Поуп произнесла, взяв себя в руки:

– Прекрасное произведение искусства... И все равно, как вы говорите, следует принимать во внимание чувства родителей. У некоторых из них довольно ограниченные взгляды... если вы меня понимаете...

V

Как раз когда Пуаро выходил из дома, на него напали. Его окружила, взяла в кольцо толпа девочек, толстых, худых, темноволосых и светленьких.

– Mon Dieu! – пробормотал он. – Прямо нападение амазонок!

Высокая светловолосая девочка крикнула:

– Прошел слух...

Они подошли еще ближе. Эркюль Пуаро попал в окружение. Он исчез в море юных, энергичных женщин.

Двадцать пять звонких голосов разного тембра твердили одну и ту же примечательную фразу:

– Мосье Пуаро, пожалуйста, распишитесь в моем альбоме для автографов!

Подвиг десятый

СТАДО ГЕРИОНА

– Мне так неловко, что я явилась без приглашения, мосье Пуаро...

Мисс Эми Карнаби лихорадочно сжала в руках сумочку и подалась вперед, с тревогой заглядывая в лицо сыщика. Как обычно, она говорила, слегка задыхаясь.

Эркюль Пуаро приподнял брови.

– Вы ведь меня помните? – с беспокойством спросила она.

В глазах Эркюля Пуаро что-то блеснуло.

– Я помню вас как одну из самых успешных преступниц, которых я когда-либо встречал, – ответил он.

– О, помилуйте, мосье Пуаро, как вы можете так говорить? Вы всегда были так добры ко мне... Мы с Эмили часто говорим о вас, и если видим напечатанную о вас статью в газетах, то сразу же вырезаем ее и вклеиваем в альбом. Что касается Огастеса, то мы научили его новому трюку. Мы говорим: «Умри за Шерлока Холмса, умри за мистера Форчуна, умри за сэра Генри Мерривейла, а затем – умри за мосье Эркюля Пуаро», – и он ложится и лежит, как бревно, совершенно неподвижно, пока мы не произнесем одно слово...

– Я очень рад, – сказал Пуаро. – И как поживает ce cher Auguste?[38]

Мисс Карнаби стиснула руки и рассыпалась в похвалах своему пекинесу:

– О, мосье Пуаро, он стал еще умнее. Он понимает все. Знаете, недавно я любовалась младенцем в коляске и вдруг почувствовала, как дернулся поводок. Это Огастес изо всех сил старался перегрызть его. Правда, он умный?

Глаза Пуаро блеснули.

– Мне кажется, – сказал он, – что Огастес разделяет те преступные наклонности, о которых мы только что говорили.