– Она очень,
Девушка по имени Алиса благожелательно, но несколько снисходительно улыбнулась и решительно спросила профессора, не хочет ли он потанцевать. Тот выглядел польщенным, но засомневался:
– Моя дорогая юная дама, боюсь, я умею танцевать только вальс.
– Это и
Они встали и пошли танцевать. Делали они это, впрочем, не слишком хорошо.
Русакова вздохнула и, следуя течению собственных мыслей, прошептала:
–
– Она не умеет подать себя в наиболее выгодном свете, – рассудительно произнес Пуаро.
– Откровенно говоря, – воскликнула графиня, – я не могу понять нынешних молодых людей. Они больше не стараются понравиться, – я же всегда старалась: в молодости носила цвета, которые мне шли, и небольшие подкладки под платье, и корсет, туго зашнурованный на талии, и волосы возможно более интересного оттенка...
Русакова откинула со лба густые тициановские пряди; нельзя отрицать, что она до сих пор старается, да еще как!
– Быть довольной тем, что дала тебе Природа, – это
– Кстати, как поживает ваш сын, мадам? – В последний момент Пуаро заменил словом «сын» слово «малыш», вспомнив, что прошло уже двадцать лет.
Лицо графини осветил энтузиазм матери.
– Это мой любимый ангел! Он теперь такой большой, с такими плечами, такой красивый! Он в Америке. Он там строит – мосты, банки, отели, универмаги, железные дороги – все, что нужно американцам!
Пуаро выглядел слегка озадаченным.
– Значит, он инженер? Или архитектор?
– Какое это имеет значение? – возмутилась графиня. – Он обворожителен! Он весь поглощен железными балками, механизмами и так называемыми нагрузками. Всеми теми вещами, которых я никогда не понимала. Но мы обожаем друг друга – всегда обожаем друг друга! И поэтому, ради него, я обожаю эту малышку Алису. Ну да, они обручены. Они познакомились в самолете, или на корабле, или в поезде и полюбили друг друга, и все это под разговоры о социальном обеспечении рабочих. И когда Алиса приезжает в Лондон, она приходит навестить меня, и я прижимаю ее к сердцу. – Графиня обхватила руками свой огромный бюст. – И говорю: «Вы с Ники любите друг друга, поэтому я люблю тебя, но если ты его любишь, почему оставляешь его в Америке?» А она говорит о своей «работе», и о книге, которую пишет, и о своей карьере, и я, откровенно говоря, ничего не понимаю, но я всегда говорила: «Нужно быть терпимой». – И она прибавила, не переводя дыхания: – А что вы думаете,
– Это очень удачная фантазия, – ответил Пуаро, с одобрением оглядываясь вокруг. – Шикарно!
Зал был полон, и в нем царила атмосфера успеха, подделать которую было невозможно. Там находились праздные пары в вечерних нарядах, представители богемы в вельветовых брюках, тучные джентльмены в деловых костюмах. Оркестр, одетый в костюмы дьяволов, играл модный джаз. Вне всяких сомнений,
– У нас здесь бывают всякие люди, – сказала графиня. – Так и должно быть, правда? Врата ада открыты для всех.
– Кроме, вероятно, бедных? – высказал предположение Пуаро.
Графиня рассмеялась:
– Разве нам не говорят, что богатому трудно попасть в Царство Небесное? Естественно, он должен пользоваться преимуществом в аду.
Меж тем профессор и Алиса возвратились к столику. Графиня встала:
– Я должна поговорить с Аристидом.
Она обменялась несколькими словами со старшим официантом, тощим Мефистофелем, потом пошла от столика к столику, беседуя с гостями.
Профессор вытер лоб, отпил вина из бокала и заметил:
– Она личность, не так ли? Люди это чувствуют.
Он извинился и отошел поговорить с кем-то за другим столиком. Пуаро, оставшись один с суровой Алисой, почувствовал некоторое смущение, встретившись со взглядом ее холодных голубых глаз. Он признавал, что она действительно очень хорошенькая, но эта девушка явно внушала ему тревогу.
– Я еще не знаю вашей фамилии, – пробормотал он.
– Каннингем. Доктор Алиса Каннингем. Вы знали Веру в былые времена, как я понимаю?
– Наверное, это было лет двадцать назад.
– Я нахожу ее очень интересным объектом для изучения, – сказала доктор Алиса Каннингем. – Естественно, она интересует меня как мать человека, за которого я собираюсь выйти замуж, но также она интересует меня с профессиональной точки зрения.