Есенин

В дверь постучали. На пороге стоял проводник в белой льняной куртке, надетой поверх формы. В одной руке он держал большой поднос, покрытый белой салфеткой, под которой угадывались бутылки и бокалы, а в другой — корзину с фруктами. Аккуратно поставив поднос на столик, он эффектно снял салфетку. Есенин ахнул: тут было не только разное вино, но и бутылка коньяка, и еще что-то в глиняном кувшине с тонким горлышком, и разные плошечки со всякой кавказской снедью и закуской, а также пучки зелени.

— Вах! Вах! Вах! — произнес Есенин с грузинским акцентом, невольно сглатывая слюну. Довольный произведенный эффектом Вардин заметил:

— Только хотел бы уберечь вас, батоно Сергей, от нашего кавказского гостеприимства! Вина здесь прекрасные, пьются легко, но потом очень тяжело… И бойтесь чачи, Сергей, особенно чачи. — Он постучал по горлышку глиняного кувшина. — Прошу! Перекусим слегка перед сном. Сакартвело!!

Когда потом в Москве Есенина спрашивали про его поездку в Грузию, он шутливо отвечал: «Сакартвело! Ничего не помню — сплошное застолье!»

В принципе, так оно и было: сразу же в день приезда в честь гостя, знаменитого поэта Есенина, собрались за столом, уставленным вином и всевозможными грузинскими кушаньями, молодые талантливые поэты Грузии: Паоло Яшвили, Тициан Табидзе, Георгий Леонидзе. Вардин, сидящий на правах хозяина во главе стола, запел грузинскую застольную, и поэты подхватили. Есенин, расположившись между Паоло Яшвили и Табидзе, поглядывал то на одного, то на другого обретенного друга, с восторгом слушая грузинское многоголосье. Веселье продолжалось далеко за полночь. Когда песня кончилась, Есенин захлопал в ладоши:

— Браво! Ничего подобного раньше не слышал, братцы! — Он обнял за плечи сидящих рядом поэтов. Паоло Яшвили встал и поднял бокал:

— Я хочу выпить этот бокал вина за моего нового друга, великого поэта России, солнечный цвет волос которого сейчас освещает наше полночное застолье! Пусть душа его будет всегда чиста и светла, как и его глаза! За моего друга, Сергея Есенина! Сергей, друг, мой дом — твой дом! Твои враги — мои враги! — Он выпил до дна и запел:

Если прохожий к тебе зашел,«Цоликаури» поставь на стол.Если ты выпил и загрустил,Ты не мужчина, не грузин!

Все подхватили: «Ты не мужчина, не грузин!..»

А Паоло продолжил чистым звонким голосом:

Гостю барашка скорей зарежь.Пей, дорогой гость, пей и ешь!«Цоликаури» кипит в крови.Будем гулять мы до зари!

И все пропели последнюю строчку: «Будем гулять мы до зари!»

Табидзе выскочил из-за стола с криком «асса!» и пустился в пляс. Музыканты подхватили:

— Асса, Тициан! Асса!

Есенин тоже вместе со всеми хлопал в такт музыке и азартно кричал:

— Давай, Тициан! Браво, друг! Жги-и-и!! Давай! Эх, ма!

— И ты тоже пляши, Сергей! — крикнул ему Вардин.

— А удобно? — спросил Есенин.

— Ты гость, тебе все можно! Пляши!

И Есенин не утерпел. Он выскочил в круг перед Табидзе и, размахивая руками, перебирая ногами, стал ловко подражать ему. Все одобрительно засмеялись.

— Асса! Асса! Давай, Сергей! — подбадривали они Есенина. — Не уступай Сакартвело, Есенин!

Закончив танец, оба поэта троекратно обнялись, похлопывая друг друга по спине:

— Браво, Есенин! Ты настоящий джигит! — радовался Тициан.

— От джигита слышу! Спасибо, брат! Хочу сказать тост, можно? — обратился он к Вардину, и тот постучал ножом по бокалу, прося тишины.

Когда вино было налито, Есенин поднял бокал:

— Дорогие друзья, братья! Я хочу выпить за великую и прекрасную Грузию, за ее гордый и смелый народ! За его гениальных поэтов и художников! За его красивые песни, за его доброту и гостеприимство! За вас, мои друзья! — обратился он к каждому. — Паоло! Тициан! Георгий! Илларион Виссарионович! За вас! — Он выпил и перевернул бокал, показывая, что не оставил ни капли.

В ответ все воскликнули: «За Есенина! За великую Россию!» — и, выпив, разбили свои бокалы, побросав их на пол:

— На счастье! На счастье! На счастье!