Есенин: Обещая встречу впереди

Есенинское впечатление было столь сильным, что стихи родились тут же — нечастый для него случай:

…Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?..

Поэму снова посвятил Мариенгофу.

Сорокоуст — сорокадневный цикл молитв, поминальных или о здравии. Поэма «Сорокоуст» — наиважнейший текст Есенина той поры, самая мрачная из всех его «маленьких поэм», и речь там идёт, ни много ни мало, о крестьянском апокалипсисе.

Рациональных объяснений этот апокалипсис не имеет: вместо жеребят теперь грузы таскают паровозы — разве это плохо?

Но у Есенина смерть приходит к природе вообще, в том числе к природе вещей.

…Оттого-то в сентябрьскую склень

На сухой и холодный суглинок,

Головой размозжась о плетень,

Облилась кровью ягод рябина.

Оттого-то вросла тужиль

В переборы тальянки звонкой

И соломой пропахший мужик

Захлебнулся лихой самогонкой.

Причин он ещё не знает до конца, но предчувствует ужасную беду. Нет места в этом мире ни рябине, ни мужику.

Начинается поэма с отборной брани:

Трубит, трубит погибельный рог!

Как же быть, как же быть теперь нам

На измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,

Не хотите ль пососать у мерина?..

Мерин проиграл соревнование с «железным гостем» — надо ж его как-то утешить.

Есенин обращается к читателю, будто находясь уже на той, смертной стороне, где не ведающий о своей погибели жеребёнок ещё играет, где мы все собрались — мерин, рябина, мужик; «погибельный рог» трубит нам скорую гибель — и что мы можем сказать вам?

Только это!

Когда в Политехническом прозвучали эти первые строки, публика взбунтовалась, раздались крики, часть зала отказалась слушать поэму.

Есенин стоял на сцене, на столе — так лучше было видно, — не уходя, но и ничего не говоря.

Брюсов смотрел на него из-за кафедры. Маяковский и Пастернак помалкивали, ожидая, чем кончится дело.

Шум не прекращался.

Тогда на сцене появился Вадим Шершеневич, обладавший мощнейшим голосом, и прокричал:

— Я стащу всякого, кто заберётся на этот стол, пока Есенин не дочитает! Есенин будет читать!

И ведь послушались.

* * *

При том образе жизни, что был избран имажинистами, остаётся удивляться, как они вообще умудрялись долгое время существовать параллельно пенитенциарной и репрессивной системе, с ней не пересекаясь. Скандалы и потасовки; сомнительные знакомства; откровенные аферы с салон-вагоном; десятки тысяч экземпляров поэтических книг, изданных на неизвестно откуда взявшейся бумаге; сомнительная бухгалтерия их книжных лавок и кафе; помещения в «Стойле Пегаса», сдаваемые проституткам, и т. д., и т. п. Их запросто могли упечь всей компанией сразу — и в этом не было бы ничего от советского террора: исключительно соблюдение законности.

Им до поры везло.

С Шершеневичем в прошлый раз обошлось; теперь пришёл черёд Кусикова и членов его семьи: отца, сестры Тамары и брата Рубена.

12 сентября 1920 года в ВЧК поступил донос: «В семье Кусиковых, проживающих по адресу Б. Афанасьевский переулок (Арбат) в доме № 30, есть один сын по имени Рубен. Он бывший деникинский вольноопределяющийся, служил в деникинской армии в Дикой дивизии, в Черкесском полку. В один из боёв с красными войсками был ранен в руку…

Мне он рассказывал, как их дивизия зверски расправлялась с нашими красноармейцами, когда они имели несчастье попасть к ним в плен, и как он жалеет, что из-за раны не мог уехать со своими друзьями к Врангелю при приближении наших войск».

Сюжет! Рубен Кусиков воевал за белых, Сандро Кусиков воевал за красных, а Есенин живёт в их доме.

В первых числах октября провели обыск. У Бориса Карповича Кусикова были изъяты 65 тысяч царских денег, мануфактура и две бутылки спирта. Сандро и Тамару арестовали.

Но, на удачу, в октябре в Москве оказался Яков Блюмкин, вернувшийся из персидской командировки, и добился их освобождения.

Однако 18 октября ВЧК выписала ордер на очередной обыск в квартире Кусиковых, причём в отдельной записке от уполномоченного секретного отдела ВЧК комиссара Вилиса Штейнгардта значилось: «В квартире оставить надёжную засаду».

При иных обстоятельствах могли всех перестрелять.

В ночь на 19-е засада дождалась Сандро, Рубена и Сергея Есенина.

Произвели ещё один обыск. У Бориса Карповича на этот раз изъяли 530 тысяч рублей (похоже, бывший владелец магазина в Армавире был оборотистым человеком), у Сандро — 30 тысяч, а у Есенина при себе не было ни рубля — только документы.

И — тюрьма ВЧК.

Разговоры о недавних обысках в дни до ареста наверняка шли, и Есенин был более или менее в курсе событий. Так, он предполагал, что доносы на Кусиковых пишет их дальний свойственник, старший брат бывшего мужа Тамары Владимир Бакалейников, композитор и дирижёр балетных постановок Большого театра.

Историю о нём стоит рассказать.