Есенин: Обещая встречу впереди

Спросить у Шнейдера, чего ему надо, Есенин напрямую не мог, но хмурился очень выразительно.

На удивление, откуда-то показалась пролётка. Замахали руками:

— Сюда, к нам!

В пролётке было, естественно, два места.

Дункан уселась, и Есенин, без обиняков, с ней.

Шнейдер всплеснул руками:

— А я?

Дункан похлопала себе по коленям:

— Ко мне.

— Ну уж нет, — сказал Шнейдер.

Тогда Есенин похлопал себя по коленям:

— Так и быть, ко мне.

В итоге Шнейдер кое-как примостился на облучке.

И они отправились в особняк Дункан на Пречистенке, выделенный ей советской властью.

По дороге случился весёлый казус: задремавший извозчик трижды обвёз их вокруг одной из московских церквей.

Есенин и Дункан, целовавшиеся, не обращая внимания на Шнейдера, этого не заметили, а Шнейдер, которому не терпелось домой, извозчика растолкал:

— Эй, голубчик, ты венчаешь, что ли, кого-то?

Сергей и Айседора наконец оторвались друг от друга — и, узнав, что произошло, ужасно развеселились.

— Повенчал! Повенчал! — кричал Есенин.

— Mariage… — повторяла, сладко улыбаясь, Дункан, что по-французски означало: свадьба.

У дома Шнейдер попытался было с Есениным расстаться, но тот упрямо, не сходя с места, стоял и ждал приглашения.

Айседора беспомощно смотрела то на секретаря, то на своего новоявленного ангела и наконец догадалась:

— Иля Илич… Ча-ай?

Есенина позвали на чай.

Он покинул особняк на другой день около полудня.

Весело крутил головой: что происходит вообще?

День был неожиданно для октября тёплый, даже жаркий, солнечный.

Вообразите: солнце вокруг, идёт по центру Москвы невыспавшийся, похмельный, озадаченный щедростью мира Есенин.

Забежал в книжную лавку на Большой Никитской по делам, встретил там Надю Вольпин:

— Ты придёшь ко мне сегодня, Надь?

Она не ответила ни да, ни нет.

Подумала: приду, а у тебя там Галя сидит, зачем это всё?

С Никитской пешком отправился в Богословский. Там на радостях с разгону выпил с подвернувшимися соседями за своё здоровье.

На стол накрывали Толя и его Анна.

Толя поглядывал на Сергея иронически и чуть вопросительно. Сергей ему подмигнул: всё нор-рмально, милый рыжий. Он так его называл: «милый рыжий».

Когда пришли остальные гости — всё тот же Якулов, Шершеневич, Мейерхольд (хорошо хоть без Зины, а то вообще был бы перебор), — Есенин уже заснул.

Никто не обиделся: весело посетовали на то, что раньше времени набрался, и сели отмечать без него.

А он не то чтобы напился. Просто он не спал! Всю предыдущую ночь не спал! Первые полночи пил, а до утра — с Айседорой был!

Никакого здоровья не хватит.

Утром проснулся и написал Гале.

Есенин надеялся, что общение с Галей его отрезвит, что ли.

Потому что он влюбился. Но не в Галю, а в Айседору.

Не только в её славу, но и в саму эту женщину, старше его на 17 лет.

Это было немыслимо, но вот случилось.

* * *

Айседора была ирландка по происхождению и американка по гражданству. Она считала себя феминисткой и принципиально не выходила замуж, живя с теми, с кем считала нужным, — в пуританской, заметим, Америке.

Росла без отца, в юности начиталась женских романов и, по собственному признанию, «решила раз и навсегда, что буду бороться против брака, за освобождение женщины, за право каждой женщины иметь ребенка или нескольких детей, когда ей этого захочется».

Главное — Айседора была великая танцовщица.

Разработала свою уникальную хореографическую манеру, используя движения, зафиксированные в античной скульптуре. Уверяя, что подражать в танце надо более всего природе: движению веток, крыльев, теней, — потому что там таится идеальная гармония.

Была убеждена, что танцующие люди преображаются изнутри. Она была истинным, мирового уровня новатором танцевального искусства.

Выступать начала в американских ночных клубах — в 1895-м, восемнадцатилетней. В год рождения Есенина.

Сразу обрела отчасти скандальную, но уверенную популярность.

Создавала свои собственные танцевальные номера в сопровождении классической музыки: танцевала под полное исполнение Пятой симфонии Бетховена, Шестой «Патетической» Чайковского, под циклы сочинений Шопена, а теперь ещё и под «Интернационал». Есенин более всего полюбит танец женщины и апаша, где женщину в финале задушат. Это ему было понятно и близко.

В начале XX столетия Дункан уже имела международную известность.

Впервые с концертами в Санкт-Петербург приезжала в 1905 году: выступала триумфально. Матильда Кшесинская прибежала с ней знакомиться. Её представляли великим князьям. Она надерзила генералу Трепову, сказав: «Я люблю полонезы — музыку революции!» Её обольщали, и она обольщалась.

(Есенин тогда ещё жил в Константинове и ловил раков в Оке.)

Потом ещё несколько раз посещала Россию: ей тут понравилось, и её тут смогли оценить.

Она любила мужчин. У неё было много мужчин. По крайней мере по меркам тех времён.

Но своих мужчин она никогда не оставляла — сама признавалась, что была верна любимым до тех пор, пока они были верны ей.

Всякий раз инициатором расставания была не она.

Но она сама выбирала таких мужчин.