Есенин в быту

Лицо ребёнка было измазано сажей. На нём был ватник с чужого плеча, внизу словно обгрызанный собаками и разодранный на спине, кое-где просвечивало голое тело. Подросток аккомпанировал себе деревянными ложками и пел простуженным голосом:

Эх, умру, умру я,Похоронят меня,И никто не узнает,Где могилка моя.

Сергей Александрович не сводил глаз с ребёнка. Многие из слушавших подростка узнали поэта и смотрели на него. Лицо Есенина было сурово, брови нахмурены. Он полез в боковой карман пальто и вынул носовой платок. С платком он вытащил кожаную перчатку, которая упала на землю; кто-то поднял её и подал поэту.

Беспризорный между тем откинул полу своего ватника, приподнял левую ногу, всю в ссадинах, и стал на коленке выбивать деревянными ложками дробь, завершая своё выступление:

И никто на могилкуНа мою не придёт.Только ранней весною

Соловей пропоёт.

Спрятав ложки в прореху ватника, беспризорный с протянутой рукой стал обходить слушавших его. Давали деньги, горсть пшена, щепотку соли, обмылок… всё исчезало в мешочке, подшитом к подкладке ватника. Дал деньги и Есенин. На взгляд мальчонки, много. Поэтому он спросил:

– Ещё спеть, дяденька?

– Не надо, – ответил поэт, смахивая слезу.

…Этот эпизод из жизни Есенина относится к осени 1920 года. Но беспризорники ещё долго наводняли московские улицы. Галина Бениславская писала об одной из встреч с ними:

«Идём по Тверской. Около Гнездниковского восемь-десять беспризорников воюют с Москвой. Остановили мотоциклетку. В какую-то „барыню“, катившую на лихаче, запустили комом грязи. Остановили за колёса извозчика, задержав таким образом автомобиль. Прохожие от них шарахаются, торговки в панике, милиционер беспомощно гоняется за ними, но он один, а их много.

– Смотрите, смотрите, – с радостными глазами кричит Сергей Александрович, – да они всё движение на Тверской остановили и никого не боятся. Вот это сила. Вырастут – попробуйте справиться с ними. Посмотрите на них: в лохмотьях, грязные, а всё останавливают и опрокидывают на дороге. Да это ж государство в государстве, а ваш Маркс о них не писал.

И целый день всем рассказывал об этом государстве в государстве».

Об этом позоре цивилизации поэт не забывал ни на минуту:

Россия-мать!

Прости меня,Прости!Но эту дикость, подлую и злую,Я на своём недлительном путиНе приголублюИ не поцелую.(«Русь бесприютная»)

* * *

В начале декабря Сергей Александрович по приглашению Л. И. Повицкого приехал в Батуми. Он остановился в гостинице, а когда Лев Иосифович пришёл за ним, разыгралась следующая сцена. Поэт вынес из номера свои чемоданы, и тут на него с громкой руганью накинулся заведующий гостиницей – старый армянин:

– Не пущу чемоданы, заплати деньги!

– Я вам объяснил, – ответил Есенин, – деньги я получу через два-три дня, тогда и заплачу!

– Ничего не знаю! Плати деньги! – кричал на всю гостиницу рассвирепевший старик.

Есенин тоже повысил голос:

– Я – Есенин! Понимаешь или нет? Я сказал – заплачу, значит, заплачу.

На шум вышел из соседнего номера какой-то гражданин. Постоял с минуту, слушая шумную перебранку, и подошёл к заведующему:

– Сколько Есенин вам должен?

Тот назвал сумму.

– Получите! – И неизвестный отсчитал старику деньги.

Старик в изумлении только глаза вытаращил.

Есенин поблагодарил неизвестного и попросил у него адрес, по которому можно вернуть деньги. Тот ответил:

– Мне денег не нужно. Я – редактор армянской газеты в Ереване. Пришлите нам в адрес газеты стихотворение – и мы будем в расчёте.

Этот случай напоминает другой, более ранний, происшедший в Москве. Как-то Есенин ехал на извозчике из Политехнического музея (то есть на Новой площади). Разговорившись с хозяином этого средства передвижения, спросил, знает ли он Пушкина и Гоголя.

– А кто они такие будут, милой? – озадачился извозчик.

– Писатели, на Тверском и Пречистенском бульварах памятники им поставлены.

– А, это чугунные-то? Как же, знаем!

Сергей Александрович редко бывал один. На этот раз оказался вместе с писателем И. И. Старцевым, которому и посетовал на равнодушие современников:

– Боже, можно окаменеть от людского простодушия! Неужели, чтобы стать известным, надо превратиться в бронзу?

То есть можно не ведать о Пушкине. Пока нет ему памятника, но о Есенине должен знать каждый старец даже далёкого Кавказа. Скромностью великий поэт не отличался, а его самомнение зашкаливало до неприличия и раздражало многих в литературных кругах столицы.

«Чувствую себя просветлённым». В Батуми вниманием публики Сергей Александрович не был обижен, но это мешало творчеству. Повицкий вспоминал:

– Его останавливали на улице, знакомились, приглашали в ресторан. Как всегда и везде, и здесь сказалась теневая сторона его популярности. Он по целым дням был окружён компанией весёлых собутыльников.