Комната, в которой проходило застолье, оказалась мала для приглашённых гостей, и вечером свадьбу перенесли в Трубниковский переулок, дом 9, квартира 1. Это было жилище поэта Н. П. Савкина, редактора журнала имажинистов «Гостиница для путешествующих в прекрасном». В этом же доме находилось издательство «Современная Россия».
До Трубниковского переулка дошли не все; прощаясь с новобрачными, отговаривались делами (ночью!), семейными проблемами, неважным самочувствием и прочим. Борисов писал позднее:
«У Савкина собралось человек двадцать. Помню: В. Наседкин, А. Сахаров, Илья Есенин, Н. Савкин, А. Воронский, И. Касаткин, В. Ключарёв, Зорин, а остальных не помню.
Невесёлым был „свадебный пир“ у Сергея Есенина!
И вина было вдосталь, и компания собралась сравнительно дружная, все знакомые друг другу. А потому, что у многих было какое-то настороженное состояние, любили все Сергея (я что-то вообще не встречал врагов Есенина – завистников – да, пакостников по глупости своей – тоже, но врагами их счесть нельзя было), и потому у всех: Залегла забота в сердце мглистом.
Сергея оберегали – не давали ему напиваться… Вместо вина наливали в стакан воду. Сергей чокался, пил, отчаянно морщился и закусывал – была у него такая черта наивного, бескорыстного притворства. Но весёлым в тот вечер Сергей не был.
Артист Ключарёв рассказывал о рассеянном профессоре, который говорил «Бахарева сушня, где играют торгушками», вместо Сухаревой башни, где торгуют игрушками, – рассказы были глуповаты, но так мастерски переданы, развеселиться было необходимо, и все хохотали до упаду… Не смеялся только Сергей. Потом пели замечательные бандитские частушки Сахаров и Акульшин с таким, кажется, весёлым рефреном: Ну, стреляй, коммунист, прямо в грудь…»
Есенин, без пиджака, в тонкой шёлковой сорочке, повязав шею красным пионерским галстуком, вышел из-за стола и встал у стены. Волосы на голове были спутаны, глаза вдохновенно горели и, заложив левую руку за голову, а правую вытянув, словно загребая воздух, пошёл в тихий пляс и запел:
«А ведь ему совсем нелегко живётся», – подумал тогда Ю. Либединский.
Всем было не по себе. У многих на глазах слёзы. Песня, напоённая безмерной скорбью, пронизывала до мозга костей.
Есенин допел, все кинулись обнимать и благодарить его за прекрасную песню, в которой переплелись затаённая тоска, прощание с молодостью и заветы, обращённые к новой молодости, к бессмертной и вечно молодой любви. А Сергей Александрович махнул рукой и ушёл в другую комнату.
– Что же, всё как полагается на мальчишнике, – сказал кто-то, – расставаться с юностью нелегко.
Заговорили на другие темы. Хозяйка дома вышла в след за Есениным, но через некоторое время показалась в дверях и поманила Ю. Н. Либединского.
– Плачет, – сказала она, тебя просит позвать.
«Сергей, – вспоминал Юрий Николаевич, – сидел на краю кровати. Обхватив спинку с шишечками, он действительно плакал.
– Ну чего ты? – я обнял его.
– Не выйдет у меня ничего из женитьбы! – сказал он.
– Ну почему не выйдет?
Я не помню нашего тогдашнего разговора, очень быстрого, горячечного, – бывают признания, которые даже записать нельзя и которые при всей их правдивости покажутся грубыми.
– Ну, если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись, – сказал я.
– Нельзя, – возразил он очень серьёзно. – Ведь ты подумай: его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!
В голосе его слышались гордость и какой-то по-крестьянски разумный расчёт.
– Так должно быть! – повторил он. – Да чего уж там говорить, – он вытер слёзы, заулыбался, – пойдём к народу!»
…С восходом солнца гости начали расходиться. Вот как С. Б. Борисов запечатлел последний час свадьбы «со слезами на глазах»:
«Осталось совсем немного народу. И я никогда не забуду расставания. На крылечке дома сидел Сергей Есенин, его ближайшие друзья Касаткин и Наседкин и, обнявшись, горько плакали.
За дверью калитки стояла Софья Андреевна в пальто и ожидала… Через несколько часов нужно было ехать на вокзал.
Я подошёл к рыдающим друзьям и взял одного из них за плечо.