Есенин в быту

Весь лёд 16-го года истаял. Сергей горел желанием согреть меня сердцем и едой. Усадил за самый уютный столик. Выставил целую тарелку пирожных – черничная нашлёпка на подошве из картофеля: „Ешь всё, и ещё будет“. Желудёвый кофе с молоком – „сколько хочешь“. С чудесной наивностью он раскидывал свою щедрость. И тут же, между глотков, торопился всё сразу рассказать про себя – что он уже знаменитый поэт, что написал теоретическую книгу, что он хозяин книжного магазина, что непременно нужно устроить вечер моих стихов, что я получу не менее восьми тысяч, что у него замечательный друг, Мариенгоф. Отогрел он меня и растрогал. Был он очень похож на прежнего. Только купидонская розовость исчезла. Поразил он меня мастерством, с каким научился читать свои стихи».

* * *

В день своего 26-летия Есенин познакомился с танцовщицей мирового класса Айседорой Дункан. На зависть друзьям и недругам разгуливал с ней по Москве, бывал в кафе поэтов. Об одной встрече с «молодой» парой в этом скромном заведении рассказал И. В. Грузинов:

«Есенин в кафе „Домино“ познакомил меня с Айседорой Дункан. Мы разместились втроём за столиком. Пили кофе. Разглядывали надписи, рисунки и портреты поэтов, находящиеся под стеклянной крышкой столика. Показывали Дункан роспись на стенах „Домино“.

Разговор не клеился. Была какая-то неловкость. Эта неловкость происходила, вероятно, потому, что Дункан не знала русского языка, а Есенин не говорил ни на одном из европейских языков.

Вскоре начали беседу о стихах. И время от времени обращались к Айседоре Дункан, чтобы чем-нибудь показать внимание к ней; по десять раз предлагали то кофе, то пирожное. В руках у Есенина был немецкий иллюстрированный журнал. Готовясь поехать в Германию, он знакомился с новейшей немецкой литературой.

Он предложил мне просмотреть журнал, и мы вместе стали его перелистывать. Это был орган немецких дадаистов.

Есенин, глядя на рисунки дадаистов и читая их изречения и стихи:

– Ерунда! Такая же ерунда, как наш Кручёных. Они отстали. Это у нас было давно.

Я возразил:

– У нас и теперь есть поэтические группы, близкие к немецким дадаистам: фуисты, беспредметники, ничевоки. Ближе всех к немецким дадаистам, пожалуй, ничевоки».

…После возвращения из заграницы постоянным местом пребывания поэта стало кафе «Стойло Пегаса».

«Стойло Пегаса». Так называлось кафе, которое находилось напротив гостиницы «Люкс». Его общую характеристику дал поэт Владимир Пяст:

«Помните кафе „Пегас“? У Есенина своё особое там было место – два мягких дивана, сдвинутых углом супротив стола. Надпись: „Ложа Вольнодумцев“. Это всё ещё они, „орден имажинистов“, как окрестили себя его друзья. Есенин много пьёт. Всех угощает. Вокруг него кормится целая стая юных, а теперь и седеющих, и обрюзгших уже птенцов. Это всё „пишущие“ – жаждущие и чающие славы или уже навсегда расставшиеся с ней.

Вот он опять на эстраде. Замолкают столики. Даже официанты прекращают суетню и толпятся, с восторгом, в дверях буфетной. Он читает знаменитые стихи, где просит положить его под русские иконы – умирать. Голос срывается. Может быть, навсегда! Это предчувствие. Все растроганы и тяжело дышат.

А вот он внезапно встаёт и через всю залу идёт к незнакомому с ним поэту, известному импровизациями, сидящему в стороне. Об этом поэте за его спиной, но достаточно громко был „пишущими“ послан гнусный, ни на чём не основанный слух. Есенин подходит, опирается на его стол руками, вглядывается в него и говорит:

– С таким лицом подлецов не бывает! Обнимает, целует его, – и вот – ещё одно сердце, завоёванное им навеки».

Помещение досталось имажинистам легко. До революции в нём тоже находилось кафе – «Бом». Оно принадлежало одному из популярных клоунов-эксцентриков «Бим-Бом», а именно Бому (Станевскому). Кафе было оборудовано по последнему слову техники, и имажинистам не пришлось ремонтировать помещение и приобретать что-либо из мебели и кухонной утвари.

Для придания кафе эффектного вида художник Г. Якулов нарисовал на вывеске скачущего Пегаса и вывел название заведения буквами, которые как бы летели за ним. Стены кафе выкрасили в ультрамариновый цвет и яркими жёлтыми красками набросали портреты имажинистов, а под ними цитаты из их стихов. Между двух зеркал контурами было намечено лицо Есенина, а под ним выведены две строчки из «Кобыльих кораблей»:

Срежет мудрый садовник осень

Головы моей жёлтый лист.

Слева от зеркала художник изобразил нагих женщин с глазом посредине живота. Под рисунком шли строчки из того же стихотворения:

Посмотрите: у женщин третийВылупляется глаз из пупа.

Наверху стены, над эстрадой, крупными белыми буквами были выведены две строчки из есенинского стихотворения «Хулиган»:

Плюйся, ветер, охапками листьев, —Я такой же, как ты, хулиган.