— Ты просто не очень умная, — подсказала я. — И я всерьез предупреждаю — услышу от тебя еще хоть одно оскорбительное слово в сторону моей семьи — и вызову на дуэль, невзирая ни на какие запреты.
— Ты еще пожалеешь! — за гневом она попыталась спрятать страх.
Все же я ее в свое время серьезно напугала. Привыкшая к словесным перепалкам, она совсем не готова переводить конфликт на физическое насилие.
Тем более что мне она противопоставить ничего не может.
— То есть оскорблять меня начала ты, а жалеть об этом должна я? Отличная логика, — я изогнула бровь.
Эмилия гордо вздернула подбородок, громко фыркнула и ушла, развернувшись.
И чего приходила…
— Я бы сказал, что ты нажила себе врага, но вы давно враги, — заметил Боуер.
— Насчет дуэлей — это правда?
— Девушек вызывать нельзя, да, — подтвердил он. — Но это правило для мужчин. А про вызов девушкой я ничего не слышал.
— Не пойму, на что она рассчитывала, — призналась я.
— На то, что ты не сможешь отмыться от пятна на репутации семьи, будешь унижена и с позором оставишь ей поле боя, — парень хмыкнул.
— Странные ожидания. Разве я похожа на человека, который будет страдать от унижения?
— Нет, ты похожа на человека, который никому не даст себя унизить, — Боуер улыбнулся.
— Но до Эмилии это, кажется, еще не дошло, — я хмыкнула.
— Не очень умная, — повторил мои слова он с усмешкой, но вдруг посерьезнел: — Но, боюсь, ее мнение разделяют многие. То, что преступления так долго творились на землях твоей семьи, бросает тень на Аберэ.
— Папенька будет в гневе, — усмехнулась я. — А меня не волнуют сплетни. Люди могут думать все, что захотят, я не собираюсь никого переубеждать.
— Знаешь, с одной стороны, твое отношение к репутации семьи даже восхищает, но… мы живем в обществе. И перед персоной нон грата будут закрыты все двери, — напомнил Боуер. — Ты можешь лишиться всего.
Наверное, это должно было меня ужаснуть. Но я уже начинала с нуля. Без единого бонуса, только с желанием выбраться из нищеты. Поэтому нет, я не боюсь.
— С моим даром я не пропаду, — я улыбнулась серьезному парню. — Я лучше начну с самого низа, чем буду оправдываться перед теми, кто даже не извинится, когда поймет, что был не прав.
Он только головой покачал — то ли осуждая, то ли восхищаясь. Но сказать ничего не успел, ему помешали трели моего блокнота, на который посыпались сообщения. Никак, папенька проснулся.
— Кому это ты так понадобилась? — даже удивился Боуер.
— Папеньке, — я скривилась, убедившись, что пишет мне Кассиус.
Вот никогда же не писал, как хорошо было…
— Что-то важное?
— Ругается, — махнула я рукой, пробежавшись глазами по веренице сообщений.
Да, Кассиус был крайне недоволен, что я не уведомила его о произошедшем заранее. Но мне было некогда! Хотел бы подробностей — поднял бы подчиненных. Сам проморгал случившееся, а я теперь виновата.
— И что теперь? — парень встревожился.
Переживает за меня. Приятно.
— Подуспокоится, и отвечу. Ругаться по переписке — так себе идея.
— Поразительно. Тебя совсем не пугает, что твой отец рассержен?
— Боуер, я ведь его не помню. Почему он должен меня пугать? — я даже удивилась.
— Но он ведь твой отец. Он может повлиять на твою жизнь.
— Думаешь, я беспрекословно это позволю? — невольно усмехнулась я.
Нет, я не испытываю иллюзий в отношении родителей Риссы. Они оба могут знатно отравить мне жизнь при желании. Поэтому лучше с ними не ссориться. Но, с другой стороны, я ведь тоже могу за себя постоять. Прогнуть меня не получится, просто потому что я не испытываю к ним того уважения, какое взращивали они в своей дочери. Но и недооценивать их влияние я бы не стала.
— М… твой отец довольно… жесткий человек. И он — советник короля. Мне кажется, у тебя не хватит ресурсов ему противостоять, — признался Боуер.
Я это понимала, хотя никогда не рассматривала Кассиуса с такой стороны. Я где-то на краю сознания помнила, что он еще и политик, но не задумывалась, что это значит.
Впрочем, не скажу, что у меня большой опыт общения с политиками.
— Я и не собираюсь, — покачала я головой. — Мы же семья. И всегда можем договориться. Только не на эмоциях, конечно.
— Звучит как-то… по-взрослому, — невольно хмыкнул Боуер, послушал жужжание моего блокнота и заметил: — Но что-то я сомневаюсь, что он успокоится, если ты не ответишь.
— Тоже верно, — признала я.
Кому другому, возможно, и было бы достаточно одного времени, чтобы остыть. Но явно не Кассиусу Аберэ. Кажется, раздражение — это его естественное состояние.
Только, боюсь, пары слов ему не хватит, чтобы успокоиться и отложить разговор до лучших времен.
— Поговори с ним, — предложил Боуер.
— Это надолго, — я скривилась.
— Я не буду мешать, — понятливо пообещал он.
Я вздохнула и открыла сообщения папеньки.
М-да, последние штук десять — только мое имя. Не удивительно, что блокнот так бодро жужжал.
«Папенька, не нервничайте», — посоветовала я.
«Кларисса! Ты понимаешь, что ты натворила?!»
«Ничего», — уверила я его.
«Ничего? Ты опозорила нашу семью! Это пятно на репутации Аберэ!»
«А что, по-вашему, было бы лучше позволить работорговле процветать на нашей земле?» — удивилась я.