Эшелоны идут под откос

Похоже, что не обнаружил пока ничего и Кручина, иначе он подал бы какой-нибудь знак. А может быть, тут вообще нет никаких мин? Нет, не надо себя успокаивать, ослаблять внимание! Не зря Кручина поучал: «Пока не прощупал последнего квадратного метра подозрительного участка, не расслабляй мышц, не внушай себе провокационной мысли, что тут ничего нет. До самого последнего сантиметра верь, что она непременно тут, только очень уж хитро затаилась…»

Дмитрий решается переползти на новое место, всего на полметра, и сразу же ладонь его натыкается на проволочку. Он замирает на мгновение и перестает дышать.

Теперь спокойствие! В его руках проволока, идущая к взрывателю натяжного действия. А может быть, и не к взрывателю, а к терочному воспламенителю?..

Дмитрий аккуратно перебирает проволоку пальцами, добираясь до тройника, ввинченного в корпус мины.

«Похоже, что мина S, — думает он, — значит, взрыватели ZZ».

Надо осторожно перерезать проволоку, не натягивая ее. Дмитрий достает из кармана кусачки. Слышится легкий щелчок. Кусачки обратно в карман, вместо них в руке теперь гвоздь. Пальцы нащупывают закругленную головку взрывателя, а чуть пониже — отверстие в направляющей втулке.

Так, готово! Гвоздь во втулке. То же самое проделывает он и со вторым взрывателем в другом конце рогатки тройника. Теперь остается только вывинтить их, эти взрыватели.

Мина, однако, еще опасна. Могут сработать три капсюля детонатора во внутреннем цилиндре ее корпуса. Мина, правда, не подскочит на полтора метра и не разбросает триста сорок шариков шрапнели и осколки корпуса на расстояние до ста пятидесяти метров, но детонаторы взорвут ее тротиловый заряд. Надо быстрее вывинчивать и эти взрыватели!

Вторую мину Дмитрий обезвреживает уже спокойнее, увереннее.

14

Очень не хочется Вольфу идти к Паулю Лейтнеру, но ничего не поделаешь — надо. Если бы не он, начальник гестапо штурмбаннфюрер Хассельман обвинил бы его в связи с партизанами. Вольфу и сейчас еще страшно вспоминать ту ночь…

— Здравствуйте, господин Лейтнер, — кланяется он заместителю пожарного депо. — Извините, что не смог сразу вас отблагодарить… Подполковник Штралендорф дал мне срочное поручение.

— Помилуйте, за что же меня благодарить? Я ведь ничего особенного для вас не сделал. Просто доказал на начальнику гестапо, что вы не виноваты в происшедшей катастрофе.

— Именно за это вам спасибо. Не всякий на вашем месте решился бы на это. Штурмбаннфюрер Хассельман мог бы и вас обвинить в соучастии… Сейчас, знаете ли, такое время…

— А вот высказывать подобные мысли я бы вам не советовал, — хмурится Лейтнер. — Да, время действительно суровое — война, но из этого вовсе не следует делать заключение о торжестве несправедливости.

— Извините меня, господни Лейтнер, но вы все такой же неисправимый идеалист. Каким были при советской власти, таким и теперь остались…

— Каким я был при советской власти, о том нам, Вольф, трудно судить. И давайте прекратим разговор на эту тему. Если у вас нет ко мне ничего больше, то я вас не задерживаю.

— Я пришел к вам за советом, господин Лейтнер. Сегодня, как вам известно, к нам прибудет эшелон с очень важным грузом. Как бы с ним не случилось того же, что и с тем…

— Вы думаете, что партизаны снова заминировали дорогу?

— Охрана пути теперь значительно усилена. Патрули обходят свои участки ночью через каждый час, а то и чаще. Чтобы легче было обнаружить установленные партизанами мины, балласт между шпалами и на откосах балластной призмы поливается известью, боронуется хворостом и граблями. К тому же подступы к участкам пути, проходящим по насыпям, заминированы

— Так чего же вам в таком случае бояться! При таких предосторожностях разве мыслимо что-нибудь заминировать?

— Все это так, но ведь советские партизаны сами знаете какие изобретательные…

— Нет, я этого не знаю, господин Вольф! — повышает голос Лейтнер. — И смотрите, чтобы штурмбаннфюрер Хассельман или подполковник Штралендорф не обвинили вас за это в паникерстве.

— Я надеюсь, что вы им…

— Я-то не собираюсь их об этом информировать, — усмехается Лейтнер. — А вот кто-нибудь другой, услышав от нас подобные речи, вполне возможно, что и расскажет.

— Так ведь я только с вами так откровенен, господин Лейтнер. И потому хочу посоветоваться, не послать ли мне в сторону Чичкова сначала один только паровоз?

— При таких-то мерах предосторожности?

— Береженого, как говорят русские, Бог бережет.

— Ну, так посылайте тогда. Но кому же из местных машинистов доверите вы это?

— Кузьмину.

— Почему именно ему?

— Хочу заодно проверять, не связан ли он с партизанами…

— Нагнал же на вас страху начальник гестапо — всюду теперь мерещатся партизаны! Каким же образом, однако, проверите вы Кузьмина?

— Во-первых, если он с ними связан, то знает, конечно, их замыслы и может отказаться от этой поездки

— Отказаться? Только по этой причине? — удивляется Лейтнер. — Кузьмин ведь старик, и у него в запасе множество болезней. Может сослаться на нездоровье. А из этого может следовать…