Эшелоны идут под откос

— И вот ещё что имейте в виду, — продолжает Штралендорф. — В отношении диверсантов я не против жестокости и вообще любых мер, но над железнодорожниками моего участка никакой самовольной расправы! Я сам буду решать, кто из них чего заслуживает. Нам сейчас дорог каждый квалифицированный транспортник. Не велено даже увозить их в Германию, хотя вы, наверное, знаете, какова там нужда в рабочей силе. На этот счет есть специальный приказ самого имперского министра путей сообщения и директива генерального уполномоченного по использованию рабочей силы гаулейтера Заукеля. Имейте это в виду, господин лейтенант Вольф. Я надеюсь, что по моему ходатайству вам присвоят это звание.

— Благодарю вас, господин подполковник! — браво щелкает каблуками Вольф. — Служу великой Германии!

— Ох, сколько еще у вас советского духа! — вздыхает Штралендорф — Это в советской армии говорят: «Служу советскому народу!» А у нас: «Хайль Гитлер!» Запомните это, господин лейтенант Вольф.

…В тот же день вечером, когда военный комендант станции Вязы собирается покинуть свой кабинет, дверь его без стука распахивается, и он видит в темном дверном проеме величественную фигуру фон Гроссе в мундире генерал-майора.

— О, экселенц! — радостно восклицает Штралендорф, бросаясь навстречу тестю, — От всей души поздравляю! Наконец-то присвоили вам то, чего вы давно были достойны. Хильда уже знает? Представляю, как она рада! Вы надолго?..

— Всего на несколько минут, мой дорогой, — прерывает его фон Гроссе — И не специально к тебе. — Он решает, что теперь ему следует называть зятя на «ты». — Я только что из главной железнодорожной дирекции группы армий «Центр» и вот по пути решил навестить тебя. Хочу посоветовать кое-что.

Штралендорф бросается к шкафчику в углу кабинета и проворно извлекает из него две бутылки.

— Коньяк, шнапс? — спрашивает он фон Гроссе.

— Ну, если только одну рюмку за мои генеральские погоны. Мне приходится воздерживаться от крепких напитков — все чаще дает знать о себе печень

— Я сейчас позову денщика, и нам принесут что-нибудь закусить…

— Нет-нет, дорогой, никого не зови, — останавливает его фон Гроссе. — Мне нужно поговорить с тобой без посторонних. Обойдемся и без закуски. Лимон есть? Ну вот и отлично! И садись, пожалуйста, не стой передо мной навытяжку, я ведь пока еще не фельдмаршал.

— Позвольте мне в таком случае выпить не только за ваши генеральские, но и за фельдмаршальские погоны, которые, я не сомневаюсь, тоже будут на ваших плечах, — почтительно подносит свою рюмку к рюмке генерала фон Гроссе Штралендорф.

— Ну, до фельдмаршальских мне еще далеко, — довольно посмеивается фон Гроссе, чокаясь с зятем. — Однако, как говорится, плох тот генерал, который не мечтает стать фельдмаршалом. Ну а теперь о деле. Ты же знаешь, наверно, о нашем поражении в районе Ельнинского выступа? Шестого сентября советские войска заняли Ельню и нанесли нам значительный урон. Крупное поражение потерпели мы и в районе Духовщины. В результате группа армий «Центр» оказалась вынужденной перейти к обороне. А из этого следует, что наша попытка с ходу прорваться к Москве не удалась. Темп нашего наступления на Смоленском направлении снизился с тридцати километров в сутки до шести-семи, а теперь и вовсе…

Помолчав, он добавляет:

— А вывод из всего этого таков: война с Советской Россией не будет такой уж молниеносной, как бы нам не хотелось. Следовательно, есть возможность дослужиться до фельдмаршала. — Невесело улыбнувшись, он продолжает. — Сейчас мы начали перегруппировку наших войск для генерального наступления на Москву. Думаю, что на участок группы армии «Центр» будет стянуто не менее половины всех сил и боевой техники, имеющейся у нас на германо-советском фронте. Будут, видимо, подтянуты и резервы из оккупированных стран Европы. Всю эту массу войск потребуется где-то разместить. Учти это и энергичней проявляй инициативу. Пора уже и тебе менять твои подполковничьи погоны на полковничьи. Я рад буду помочь тебе в этом, но только за реальное дело. А пока давай выпьем за твои полковничьи, раз уж выпили мы за мои фельдмаршальские.

Они снова чокаются, и фон Гроссе встает:

— Ну, мне пора. Много поручений от шефа. Предстоят огромные переброски войск и техники. Москва должна быть повержена в кратчайший срок. Фюрер приказал окружить ее так, чтобы ни один русский солдат, ни один ее житель, будь то мужчина, женщина или ребенок не могли покинуть город. Москва, по замыслу фюрера, должна быть затоплена, и там, где пока находится столица Советского Союза, возникнет в скором времени море.

И уже у дверей фон Гроссе спрашивает:

— Могу я сообщить командующему группой армий «Центр», что ты лично поможешь его квартирьерам в размещении резервных войск в районе станций твоего участка железной дороги? Учти, что он очень недоволен происшедшими тут у вас крушениями. Потому нужно постараться хоть чем-нибудь загладить вольную или невольную твою вину. Я ведь не всемогущ, и мне не так-то просто выгораживать тебя.

— Я понимаю, экселенц, и сделаю все возможное.

— Ну, желаю тебе удачи!