Читаем Если… полностью

Это единственный случай на моей памяти, когда она, всегда уравновешенная и рассудительная, перешла на крик, не подбирая выражения… Повесив трубку, эмоции забили через край. Было горько осознавать, что эти люди, которых я так любила и которым так верила с раннего детства, оказались вовсе не теми, какими я их считала столько лет. Я разочаровалась. С прозрением пришла и опустошенность. Перезванивать бабушке и делиться своей версией произошедшего я не стала. Для чего? Какой вес имеет двоюродная внучка против дочери? Что бы Наталья ни натворила, она всегда будет ближе и дороже. Да и… после такого, честно, желанием не горела. Одно мне было не очень понятно… зачем вообще Наташа подключила сюда свою мать. Искала союзника, а вместе с ним и защитника, испугавшись последствий своего поступка? Возможно! Однако я сильно сомневалась, что она поведала матери всю правду. Да, стерпеть обиду было крайне сложно, и душа требовала торжества справедливости, но я понимала, что единолично мне ничего не добиться. Можно отомстить аналогичным образом! А разве это справедливость?! И если бы я была на это способна, я, наверное, сейчас не глотала бы слезы… Конечно, я могла и даже хотела позвонить своей маме и все ей рассказать, но вовремя себя остановила и задумалась. Крутанув это колесо, затормозить его мне точно будет не по силам, ведь вполне вероятно, что словесной руганью по телефону дело не обойдется – в возбужденном состоянии маме ничего не стоило примчаться в столицу, чтобы побеседовать (а там… как получится) с сестрицей лицом к лицу, что действительно было бы серьезной угрозой для здоровья младшей и свободы старшей. Так, решение напросилось само собой. Как бы это пафосно или смешно не звучало, но ограждение родителей от лишних потрясений должно являться моей первостепенной задачей, потому единственным оптимальным выходом я посчитала просто промолчать, вычеркнув этих людей из своей жизни и самостоятельно справляясь с болью «утрат».

9

Как-то в конце весны, прибираясь в комнате после очередного угарного веселья, мне попалась на глаза сложенная где-то в самом дальнем углу стопка университетских учебников, о которых я уже совершенно не помнила и ни разу не открывала с тех пор, как ушла в академический отпуск. Нахлынувшая ностальгия по тому времени, будто тоска по родному дому, заставшая тебя врасплох на середине пути, непреодолимым препятствием остановила меня, и мне захотелось перебрать их, покрывшихся уже сантиметровым слоем пыли. Да, я не была примерной студенткой, пусть я даже считала, что ошиблась в выборе профессии, но все же какой чудной была та пора! Конечно, возможность повернуть все вспять, восстановившись в вузе, была мне бальзамом на сердце, но я сомневалась в здравомыслии своего «победного» возвращения, ибо, если продукт протух, какое бы замудренное блюдо ты из него не приготовил, кулинарным изыском его, увы, никогда не назовут. Не все, к сожалению, можно исправить.

Полистав учебник греческого, я с досадой и некоторым раздражением поняла, что едва читаю даже по слогам, часто делая долгие паузы, пытаясь собрать буквы по правилам чтения, – и это не говоря об азах грамматики. А ведь прошло всего каких-то четыре-пять месяцев. Не зря мой преподаватель данной дисциплины так любил повторять, подтрунивая надо мной: «Как же легко забыть то, что ты толком и не знал… Умная голова такой дуре досталась!». Стыдно… очень стыдно! Я также понимала, что мое возвращение все равно не изменит моей репутации, злые языки не умолкнут, – и этот длинный шлейф славы «неудачницы-троечницы», или, как сейчас выражается молодежь, «лузера», будет тянуться за мной до самого выпуска, как бы я ни пыталась доказать всему миру, что чего-то стою. Безусловно, начать нужно было с себя и доказать это, в первую очередь, себе, потратив этот год на штудирование учебных пособий, но я была уверена, что моя ситуация уже настолько запущена, что мотивировать себя мне не удавалось. Казалось, легче построить что-то заново, основательно подойдя к закладке фундамента, чем укреплять шаткое строение всеми мыслимыми и даже немыслимыми «шаманскими» методами.

Как не крути, я должна вернуться, я дала обещание!

Единственным идеальным решением такой непростой дилеммы я посчитала смену специальности, поступив на факультет журналистики, как и мечтала когда-то. А почему бы и нет? Почему бы не воспользоваться такой возможностью? Несмотря на потерю двух лет, это был бы отличный шанс начать все с чистого листа, на равных условиях со всеми, с первого же дня усердно занявшись учебой. К тому же, как я думала, формально я бы не нарушила данное мною слово, ведь я закончила бы университет, пусть и в иной ипостаси. Конечно, как и все абитуриенты, я имела некоторые сомнения насчет успешности прохождения вступительных испытаний и моего зачисления, но в отличие от них я уже ничем не рисковала: не поступлю – «бронь» на греческой кафедре за мной сохраняется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее