Читаем Если… полностью

Все, что тогда от меня требовалось – подготовиться к экзаменам за тот месяц-полтора, который был в моем распоряжении до наступления срока подачи документов. Диктант и сочинение – два ключевых контрольных среза, которые, если судить по школьным годам, не должны были составить для меня серьезных трудностей, но уверенности в себе я не чувствовала, ибо, мне казалось, за последний год я настолько деградировала, что с легкостью не одолела бы задание даже для третьего класса. Конечно, в написании сочинения я могла тренироваться сама, чем я, по сути, и занималась все это время, а вот в записывании готового текста под диктовку мне нужен был помощник, и не абы какой. И тут снова без вариантов – тетя Лена. Вообще, по честному, Елена была единственным человеком из тогдашнего моего окружения, который поддержал меня в моем новом стремлении, да и не просто поддержал, а еще и воспринял его с энтузиазмом. Порой задумавшись о странности природы возникновения нашей дружбы, я не предполагала, я уверялась, что она приветствовала бы любую, пусть и самую фантастическую мою идею, лишь бы я продолжала двигаться. Я же, в свою очередь, какие бы решения ни принимала, во всем искала ее одобрения и никогда не спорила, если наши мнения все же расходились, хоть это и нечасто случалось.

К занятиям мы приступили сразу же. Всегда экспромтом. Диктантом становился любой текст, который оказывался под рукой – отрывок из книги, газеты, журнала. Дисциплина как подобает на уроке. За «прогулы» без уважительной причины – строжайший выговор и двойной объем. За пару недель в голове произошла настоящая интеллектуальная революция. Забавно… точно на физическом уровне ощущалось, как набирали обороты тугие поржавевшие шестеренки. Я воспрянула духом; возможно, даже загордилась собой. Скрывать от Володи и домочадцев свои визиты к его крестной на этот раз я не стала, ведь знала, что они выглядели «обоснованными». Скорей всего, поэтому муж им и не противился, хоть и насмехался над нами, считая это, как и его родня, обыкновенным валянием дурака. Как ни странно, такое отношение меня ни капли не оскорбляло; я будто бы научилась абстрагироваться от этих людей, наконец-то подавив в себе желание нравиться им, во всем угождая. Как отслаивается струп от заживающей раны, так и я отслаивалась от этого общества; и это само по себе приносило мне удовольствие. Необходимость прислушиваться к самой себе – вот, наверное, тот неизмеримый и бесценный урок, который преподала мне Елена за период нашего общения, и, казалось, я старательно его усваивала. С восстановлением «активности интеллекта» постепенно возвращалась и уверенность в себе, в собственных силах многое в жизни перевернуть, будь на то твоя воля. Вот только… где же она тогда, спросите вы?! Сколько себя помню, никогда не рубила с плеча – я никогда не спешила принимать решения относительно своего жизненного курса, затягивая с ними до последней секунды, все обдумывая и передумывая каждую минуту. Не знаю, хорошо это или плохо, но такова моя натура. И даже спустя, в обшей сложности, два года все-таки признавшись себе, что в отношениях с Володей никогда ничего не изменится, я так и не была готова рискнуть их прекратить. Думаете, по-прежнему все из-за болезненной любви? И я так думала ранее! Это слишком узкое суждение, от которого мне наконец-то удалось отойти. Нет, не только потому… Основная причина, но не единственная. Излечиться от нее я, конечно, не излечилась, – не буду врать, приумножая свои пока малосущественные успехи, – но уже не считала развод концом света и готова была согласиться на любой «курс лечения», даже на самый негуманный. Это был тот камень на шее, что тянул меня ко дну, и острая нехватка кислорода, включающая инстинкт самосохранения, аккумулирует все твои резервы перед лицом опасности. Однако… Побороть свое малодушие, чтобы покаяться перед родителями, глядя им в глаза, было мне все еще не по силам. Вспоминая свое ослиное упрямство, с пеной у рта доказывая их неправоту, боль и обиды, причиненные им, редкие звонки и приезды, явно показывающие мое отчуждение, мне казалось невозможным это загладить, вытравить из памяти самым чистосердечным «простите». Но оно должно было прозвучать! Прощение – тот стрелочный перевод, который позволяет твоему подвижному составу перейти на другой путь. И как его вымолить, если доверие к тебе утрачено?! А для начала… Как решиться просить о нем, осознавая все это?


– Ты столько долгов набрала за такой короткий промежуток времени, – неожиданно завела разговор тетя Лена, проверив мой последний контрольный диктант без единой ошибки и помарки. – На пять лет вперед, как минимум! Как отдавать-то будешь?

– Вы о чем? Каких долгов? – удивилась я, совершенно не улавливая хода ее мысли.

– Перед самой собой!

Этот вопрос так и останется без ответа, да и вряд ли женщина его ждала. Мы обе понимали, что он маловажен; ключевое значение имел как раз сам вопрос. Я отвела взгляд в сторону и будто бы ушла в себя. Я неоднократно спрашивала себя об этом, но ни разу даже не приблизилась к решению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее