Уходя от тети Лены, я чувствовала себя еще более разбитой и подавленной. Увы, она сказала совершенно не то, что я хотела услышать… хоть это и было вполне предсказуемо. Я ожидала чего-то более конкретного, по существу, а получила, как я сочла, лишь ненужную порцию нравоучений, для отвода глаз. Перешагнув порог ее квартиры, я вынесла только обиду и разочарование, но никак не осознание того, что она дала мне все, о чем я просила, и даже с избытком. Тогда я не способна была это понять.
Вернувшись домой, я закрылась в комнате свекрови, которая летом пустовала, пока хозяйка несла вахту в другом поселке на берегу моря; зачем-то включила телевизор, который смотреть вовсе не собиралась, легла на кровать и вновь предалась «самокопанию», разглядывая белоснежный потолок. Уверена, где-то в глубине души я давно уже сама ответила на все свои вопросы, но боялась это озвучить, потому что ответ побуждает к принятию решения, а решение – к действиям, со всеми их вытекающими. У меня же, как обычно, не хватало моральных сил ни на что, кроме как и дальше сокрушаться о своей судьбе, ища виноватых. Я вспомнила слова Елены и задумалась над ними только к вечеру, когда дошла до самых низин в своих «раскопках». Какими бы обидными не представились мне ее наставления, а пренебрегать ими я все же не стала. Я взяла лист бумаги и старательно вывела все постоянные и переменные величины этого уравнения, двумя столбцами, как и говорилось. Что-то вычеркивала, потом вновь добавляла, и так по несколько раз. Как итог: два плюса, и то внатяжку, против более десятка минусов – легко сосчитать, по какую сторону от «нуля» привели меня эти расчеты.
Разумеется, результат не стал сюрпризом, однако он визуализированный, мягко говоря, ужасал. Мне, разрываемой на куски от собственных внутренних противоречий, он еще раз подтверждал оправданность моих опасений, не намеком, не шепотом, а криком призывал, оглушающим воплем. «Действуй, – вторило в голове, точно эхо в пустой комнате, – действуй, пока ты властвуешь над временем! Это ненадолго!» Тетрадный листок, расписанный собственноручно с такой педантичностью, получился, без преувеличения, аннотацией, только аннотацией не к книге, а к реальной жизни, воспроизводя перед глазами свое мрачное содержание в мельчайших, и без прикрас, деталях, тщательно прорисовывая их для полноты и глубины спектра впечатлений. От увиденного стало зябко. «Не хочу! Не хочу такого будущего!» – прошептала я себе под нос, передернув плечами. Это дало мне хорошую встряску… и душевную энергию…
…Объясниться с родителями… Чего таить, я и сама, без Елены, понимала, что должна поставить их в известность, несмотря на то, что заранее знала их реакцию на эту новость. Я давно должна была это сделать и даже неоднократно порывалась, но, каюсь, нарочно затягивала с этим звонком… лишь по одной причине, как я думала, – потому что не могла определиться, какой конечный результат сложившихся обстоятельств я готова принять и «огласить миру». Теперь, казалось, все начало проясняться. На последние деньги я купила пачку сигарет и нервно закурила. Мгновенно поднявшаяся тошнота чуть не вывернула наизнанку всю пищеварительную систему, но я проявляла настойчивость. Никотин, поступающий в кровь, точно анальгетик для души, приглушал чувства и эмоции, не мешая разуму закончить с тобой диалог. Следом вторая сигарета, еще одна… Как же это все-таки сложно – быть взрослым! Не по атрибутам, лишь внешне придающим тебе «статусности», а по внутреннему укладу. Только в таких ситуациях ты можешь ощутить, какая между вами двумя на самом деле пропасть… Чего мне стоило перекинуть хлипкий мост между обрывами и начать рискованный переход, я описать не могу (не хватает фантазии или матерости пера, а вероятнее всего, все вкупе). Но все же я сделала первые шаги – позвонила маме. Сейчас, спустя годы, когда уже едва ориентируешься в лабиринтах своей памяти, я не могу дословно передать наш диалог, лишь наброски, саму суть, однако я точно помню, что разговор длился долго и спокойно.
– Мама, забери меня, пожалуйста! – сказала я под конец более получасовой беседы. Я много лет думала, что это окончательное решение пришло как-то само собой именно к завершению разговора, но, должна признаться, заблуждалась: на самом деле, и это точно, оно пришло за секунды до моего звонка, ибо, к чему уже жеманство, если бы я, как и прежде, нерушимо хотела сохранить видимость семьи с Володей, – иначе такие отношения не назовешь, – я бы так и не набрала ее номер… по крайней мере, в ближайшие пару месяцев.
– Собирайся! Я побежала на вокзал!
– Нет, мамочка, не сегодня! Сегодня уже поздно. Транспорт скоро перестанет ходить, мы не сможем добраться домой. А в восемь утра Вова вернется с работы.
– А что тебе Вова, если ты все решила? – с легким недоверием, как мне показалось, спросила мама.