Читаем Если… полностью

…Володя продержался ровно сутки, удерживая в тайне мою беременность, и эти сутки буквально носил меня на руках. Столько внимания и заботы, как тогда, в сумме я не получала даже за год, и, разумеется, несмотря ни на что, мне хотелось верить, что это теперь навсегда. Что скрывать, его ликования по поводу моего положения я так и не разделила, но тем не менее все вкупе расценила как «знак Свыше» и уговорила себя в очередной раз пойти у него на поводу и остаться, снова на что-то надеясь, вопреки всему. Это сейчас я понимаю, что каждый данный мною шанс давался вовсе не ему, а мне самой: второй, третий,… пятый – многоразовая возможность убедить себя и окружающих, что ты не так уж сильно облажался. А тогда я и вправду считала, что благородно дала ему еще один, по-настоящему последний, шанс на исправление… Сами Небеса велели… кто Я перед ними?!

Глупо? Еще как!

Уже на следующий день вся округа знала об ожидаемом пополнении в семье Ш. Володя «по секрету» поделился со всеми, кто встречался у него на пути. В этом поселении подобная новость делала тебя знаменитостью, и парень, для пущей важности и подогрева публики сделавшись напыщенным индюком, вне дома стал находиться дольше, чем в его стенах. На том, как следствие, его высокие душевные порывы в мою сторону и прекратились. Поздравления принимались круглосуточно, а вместе с ними, конечно же, и предложения отметить столь знаменательное событие бутылочкой чего-нибудь покрепче. Отказаться для него было святотатством, и он никому не отказывал, напиваясь до «белочек на плече».

– Имею право! – горланил Вова, едва протрезвев и уже собираясь на следующую попойку, когда дни беспробудного пьянства сложились в неделю и я перестала со снисхождением ждать перемен, посмев напомнить ему его же обещание со всем этим сиюсекундно завязать. – У меня есть повод! Я праздную!

– День, два, три… неделя! Может, пора остановиться? Сколько ты еще праздновать будешь? Все девять месяцев?

– Ну если народ требует! Мне морозиться что ли?

– А не надо было трепаться на каждом углу! Ты же сам настаивал на том, чтобы держать это ото всех в тайне, пока само явным не станет!

– Нет, дорогая, ты все неправильно поняла. Я не имел в виду своих, – мое окружение только порадуется за нас, – я говорил, в первую очередь, про твоих родителей и про тех, кто может им донести. Вот им мы скажем месяца через три, а лучше четыре, чтоб наверняка!


В общем, чудо не случилось!

Ни отношения, ни устройство жизни изменений не претерпели. В лучшую сторону, разумеется. Володя по-прежнему пил и буянил, а едва я заикалась о своем недовольстве, он выталкивал меня из комнаты и закрывался, спокойно ложась спать. Я по-прежнему жила впроголодь, питаясь самыми дешевыми и, как правило, ужасными продуктами на те копейки, что он оставлял мне перед работой. В моем случае только ко всему прочему прибавились еще частые боли внизу живота, возникающие каждый раз, когда я хоть малость понервничаю. Но Вова от этого бесился еще больше, считая меня симулянткой, пытающейся подмять все и всех под себя на чувстве жалости окружающих. Да, именно так! Он и вправду считал, что я, пользуясь своим положением, стремлюсь править балом. (Действительно, теперь у меня было много союзников. Все женщины семейства. Даже Альбина, с которой он так старательно нас друг на друга натравливал, всячески за меня заступалась и поддерживала.) Может, поэтому он стал еще злее и грубее. Только на рабочих сменах Володя умудрялся быть примерным мужем, когда названивал мне каждый час, чтобы справиться о моем самочувствии. Однако и это длилось недолго… Пока странное совпадение не внесло свои коррективы…

Когда местный гинеколог, у которого я стала на учет, дотошно высчитала сроки и внесла в карточку предполагаемую дату зачатия, я окончательно пала духом. Даже сегодня, по истечению более десятка лет, мне не кажется потешным тот факт, что день оплодотворения пришелся точь-в-точь на время пребывания в Феодосии. А что говорить про тогда? И много ли из нас тех, кто не усомнился бы в случайности сего обстоятельства? Вряд ли такие вообще найдутся. Если честно, я бы и сама, скорей всего, не поверила.

– Я так и знал! Я догадывался, что это не мой ребенок! – кричал Володя, внимательно изучив мою карточку, которую я даже не пыталась прятать. – Что? Не получилось из меня дурака сделать?

Я ничего не ответила. Да и что я могла сказать? Чем крыть? Клятвами верности? Зачем? В конечном счете, он, и не только он, – любой и каждый, все равно будет думать так, как ему нравится.

– Ага, молчишь? – не унимался благоверный. – Молчание – знак согласия! Значит, я прав? Значит, это Рома у нас будущий папаша? Теперь мне действительно все ясно! И вещи ты свои так рвалась собирать… На этот раз я зря твоих родителей обвинил! Хотела по тихой воде к моему другу уйти?

– Господи, ты хоть сам себя слышишь? Что ты несешь? – спросила я риторически, совершенно удрученным голосом.

– А ты поправь меня, если я в чем-то ошибаюсь! Ну же, давай! Все может быть как-то иначе?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее