Если…

На следующий день я поехала в город, чтобы, как и обещала, встретиться с родителями. Всю дорогу я нервничала как никогда, пытаясь предугадать исход этой встречи. На Наталью я вроде уже не злилась, возможно, понимая оправданность ее поступка, но когда она открыла двери, мурлыча что-то и извиваясь, словно ласковая кошечка, я почувствовала такое раздражение, что едва сдерживалась, чтобы не кинуться к ней с кулаками. Наверное, именно это и создало с самого порога недружелюбную, угнетающую атмосферу, хотя видеть маму и папу я все-таки была рада и разжигать конфликт точно не хотела. Я прошла на кухню, где беспокойно пили чай родители, ожидая моего прихода. Увы, свидание наше было недолгим. С первой же минуты диалог не задался. Настаивая на моем немедленном возвращении с ними домой, мама неосознанно выдала свою прекрасную осведомленность, порой до деталей, в наших с Володей «не примерных» взаимоотношениях, – то, чего она никак знать не могла, чего я ей никогда не рассказывала… Только теперь я поняла, какая утечка информации происходила у меня за спиной все это время, усугубляя и без того сложные на тот период мои отношения с родителями. Меня предали! Последней каплей моего самообладания стала показная непричастность Наташи ко всему происходящему за последние полтора года и твердая убежденность в ней родителей. Поверьте, все, что я когда-либо до этого считала обидным, было ничто по сравнению с тем, что я испытывала тогда. Я вспыхнула и закатила скандал. Девушка не стала отмалчиваться.

– Ты хочешь сказать, что я все обманываю? Что я все придумала? – кричала она с оскорбленным видом. – То, что ты вместо занятий в университете по полдня проводила у меня? Приходила и сидела тут часами, бессовестная, не выгонишь было! Или, может, то, как ты просила советы у меня, как бы обвести вокруг пальца родителей, втягивая меня в ваши семейные разборки, когда ты чудила тут со своим Вовой? А может, то, что ты насильно женила его на себе, сочинив сказку про беременность? Пригрели змею на груди! Бедная Оксана! Вырастила на свою голову!

– Что? – невольно спросила я, ошеломленная ее наглым заявлением о насильной женитьбе. – Что я сделала?

Я на самом деле уже готова была засучить рукава и учинить драку, но присутствие в квартире родителей меня смущало и остановило. Все тело горело пламенем, и кожа приобрела сочный красный цвет; я чувствовала горечь во рту и гулкое сердцебиение. Казалось, я вот-вот свихнусь. Я кинулась в прихожую обуваться, чтобы как можно скорее навсегда покинуть этот дом. Наташа прошла следом. Присев на корточки и завязывая шнурки на кроссовках, я исподлобья посмотрела ей в глаза и, преисполненная презрения, произнесла:

– На два фронта работаешь? Какая же ты гадина лицемерная! Двуличная!

– Давай выметайся отсюда, пока я тебя не ударила! – ответила она, стоя надо мной с ехидной улыбкой на лице и скрестив руки под грудью.

Я резко поднялась, поправила одежду и со словами «Кишка тонка!» выскочила на лестничную площадку. Входная дверь за мной тут же затворилась на ключ.

Спустя минут сорок, когда я уже выезжала из города в сторону дома, где меня ждал Володя, от Натальи пришло сообщение то ли с угрозой, то ли с предупреждением, что я, мол, пожалею о своем сегодняшнем поведении. Конечно, я в ответ нагрубила, отписавшись, что все жалобы на мое плохое поведение принимаются только в письменном виде и с величайшим удовольствием рассмотрятся на семейном консилиуме. В данном случае я была настолько уверена, что муж заступится за меня, – хотя, не столько за меня, сколько именно против моей «недоброжелательной» нам родни, – что, казалось, тут же простила ему все, за что еще какой-то час назад могла бы предать линчеванию, и очень спешила домой скорее его обнять и все (ладно, почти все!) ему рассказать. Тетушка замолчала, будто бы сдалась, и к вечеру, когда дымовая завеса развеялась, обнажив тем самым поле боя с падшими на нем, этот самый бой, невольным зачинщиком которого являлась я, совершив так опрометчиво тот телефонный звонок, и где изначально не могло быть победителей, стал меня тяготить. Несмотря ни на что, окончательно разорвать отношения со всей своей родословной я была не готова, – и без того мне ее тогда безумно не хватало, порой до слез и сдавленного крика, – и я, стыдясь самой себя за причиненные разрушения вокруг, пошла на примирение, на последние деньги отправив Наталье сообщение.

Не могу утверждать, что я тогда действительно признала себя виноватой, искренне раскаялась. Скорее всего, это было и осознанно и неосознанно одновременно. Не скажу, что простила ей все, особенно мое очернение перед родителями такими красочными рассказами о моем коварстве перед ними и Володей. Но я старалась адекватно рассудить (а может, просто снова искала оправдание – в этом я мастак!). Ведь меня никто не принуждал становится ее марионеткой, следовать ее советам! Да, она тактично умолчала о своей роли в моих поступках, но по факту – я их совершила.