Годы спустя, студент-медик Элли за рулем: поток встречных огней. Мир, как всегда, в процессе переделки: подъемные краны, бочки, грузовики с продовольствием, чтобы обеспечить хоть чем-то людей, продолжающих прибывать, прибывать, заполнять каждый кубофут в огромных башнях на обширных искусственных островах. Элли хочет помогать людям, быть как мама. Когда едешь наперекор страху, наполняешься силой. В итоге сила иссякает. Она отключается; перестает функционировать. Привычные инфузии неэффективны. Она не может жить в городских центрах, нуждающихся в ее профессионализме.
В округе Колумбия она после долгих, тяжких поисков находит свой оазис. Цена? Она останется здесь навсегда.
— Док?
Элли открывает глаза и удивляется: когда это я утратила способность жить? Она садится на каталке.
— Паника сразу после инфузии — это ненормально.
— Вы знали, что идете на риск. Я возьму кровь на анализ.
— Нет времени. И, Джон…
— Док?
— Не ставьте мне больше Колтрейна.
— Это был не Колтрейн.
Нет способа избежать смены в реанимации; никто ее там не заменит. Элли покидает Инфузионный центр и, шагая по авеню Нью-Гэмпшир, бронирует место на самолете после смены. Всего квартал до больницы; теперь, после инфузии, толчея излучает любовь, не кипит злобой, не затаивается, чтобы наброситься и нанести смертельный удар.
Элли входит в больницу и расслабляется, удивленная тем, как легко стало дышать; тем временем ее сканируют и обыскивают в поисках оружия. Она проталкивает руки в рукава белого халата и хватает медкарту. Вокруг — бурлящий гадюшник, куда она каждый день приходит, чтобы с удручающе малым успехом вырвать из лап смерти ее дрожащие трофеи; парадокс, но здесь и сейчас Элли настолько хорошо, что это даже пугает.
Она проникает за занавеску.
— Мистер Биллингс? — Тот лежит на столе для осмотра, небритое лицо в кровоподтеках, рядом — полицейский. — Что случилось?
Коп говорит:
— Подрался в баре. Ему не впервой.
— Неправда. — Биллингс глядит на полицейского свирепо.
— Никогда ничего не помнит.
— Она сломала мне руку.
— Это ложь.
Элли — копу:
— Выйдите, пожалуйста.
— Он опасен. Вы же видите, он орет…
— Идите. — Она начинает осмотр. — Ваша рука?
— Болит — мочи нет.
Элли светит фонариком Биллингсу в глаза.
— Откуда у вас этот шрам на лбу?
— Снаряд. Десять лет назад. Все остальные умерли.
— Сядьте. — Она постучала молотком по его колену. — Вас лечили от ПТСР?[7]
— Пограничный уровень. Никто не оплатил бы лечение.
— Я заказываю болеутоляющее и рентген вашей руки. Через какое-то время вернусь.
Следующая пациентка нуждается в апдейте почки. Она сидит на столе, отекшая, и смотрит на шишковатые руки. Элли стала техническим специалистом, которому приказано не переступать точно очерченные границы. Медпомощь строго дозирована. Страховые организации превратили медицину в корпоративный алгоритм, дарующий большинству людей максимум благ.
Элли — дипломированный врач, она способна совладать с конвульсиями системы. Она знает, как далеко может зайти за пределы дозволенного и какие процедуры настолько дороги, что нарушат равновесие и посадят ее на скамью подсудимых.
Лечение почки — за пределами. Элли колеблется и одобряет процедуру.
— Скоро вам станет лучше.
В глазах пациентки — слезы.
— Я думала…
— Новый протокол.
Элитарные врачи делают что хотят, потому что богатеи обходят корпоративный алгоритм. Покидая пациентку, Элли невольно проверяет предложение «Вечности», которое не устает навязывать Дон Стэплтон. Поразительная щедрость. Вероятно, оказывать столь дорогие услуги она не сможет. Столетки проглотят ее с потрохами. И она станет лечить их… вечность. Одни и те же люди. Ее навыки реаниматолога атрофируются. Ловушка.
Увы: стоит еще раз переступить границу — и ее вышибут пинком под зад. Она понимает, что обязана безрассудством инфузии. Ей нужно дотянуть до конца смены. Через час она получает результаты Биллингса.
— Трещина головки локтевой кости. Вот здесь, — говорит она ему, дотрагиваясь до его руки. — Я заказываю заживляющую инфузию.
— Слышал? — вопит Биллингс. Коп испуганно оживляется.
Элли спрашивает Биллингса:
— Как вы смотрите на то, чтобы не ввязываться в драки в барах и подлечиться?
— Не могу себе это позволить.
— Мне нужно лишь ваше согласие. Вы получите нейропластические наномеды и консультации психолога. Вы должны обещать мне, что пойдете к психологу — или план не сработает.
— Вы уверены, док? Я имею в виду…
— Я уверена.
Биллингс напоминает ей отца — в когтях бесчувственного алгоритма. Но у отца имелся выбор, он был куда свободнее Биллингса.
Она всегда избегала мыслей о том, как переплетены их жизни. Разве что, думает Элли, удивляя саму себя, эти мысли движут мои пальцы. Долгие ночные часы. Они движут мои пальцы, когда я импровизирую, играя джаз. Они не столь далеко, как я думаю.
На мгновение ее охватывает трепет; она отдергивает занавеску и видит вечного следующего пациента. Мир кажется противоестественно резким, в нем скрыто столько непознанного, что она считает минуты до конца смены.